— Вся твоя жизнь — сплошная череда ошибок, — заявил Мордрак, повысив голос. Он не любил, когда его игнорировали, — И эта станет последней, — Он понудил коня двинуться вперед и поднял булаву, — Я сломаю тебе ноги, паук. Я вырву тебе глаза и заставлю твой разум работать в моих интересах. Такова твоя судьба. Таков твой конец.

Олеандр вскинул болт-пистолет. Байл хотел было сказать ему, что толку от этого не будет, но решил не тратить силы. Он едва не растрогался, глядя, как стремительно блудный ученик бросился на его защиту. Можно было даже подумать, что у того есть какой-то скрытый мотив.

В ухе тихо пискнул датчик сближения. Байл рассмеялся и оперся на посох.

— Никто не знает мою судьбу, Мордрак. Тем более деревенщина вроде тебя. Сломаешь мне ноги, говоришь? У меня есть другие. Вырвешь глаза? Я найду новые. А мой разум принадлежит только мне и работает лишь в моих интересах.

Мордрак зарычал и пустил своего скакуна в галоп. Олеандр выстрелил, но выстрелы не могли остановить несущуюся на них машину разрушения. Байл оттолкнул его в сторону, шагнул назад и недовольно охнул, когда булава опустилась на наплечник. Ключица треснула, заставив хирургеон встревоженно зашипеть, и рука безвольно повисла. В кровь хлынули новые стимуляторы, заглушая боль прежде, чем он успел ее почувствовать. Байл выстрелил из игольника, надеясь замедлить скакуна. Чудовище взвыло от боли, когда иглы вошли ему в бок, и встало на дыбы, едва не сбросив Мордрака.

По силовой броне вдруг застучали раскаленные лазерные заряды. Люди Мордрака решили присоединиться к бою. В ответ загремел болт-пистолет Олеандра.

А мгновение спустя рынок с воем атаковал «Сорокопут». Автопушки ревели, уничтожая людей и ксеносов. Их тела разлетались на куски или поднимались в воздух. Мордрака выбило из седла при первом же пролете штурмовика. Его конь заржал и упал, дергая ногами, — в боках и голове зияли дыры размером с кулак. На землю потек дурно пахнущий ихор.

Байл поднял глаза на корабль, который описывал в небе дугу, раскаляя воздух огнем из реактивных двигателей. Машина редко получала возможность развлечься, а еще реже удавалось понаблюдать за ней в такие моменты. Ее атаки были проникнуты свирепой простотой.

Мордрак поднялся, не выпуская булаву из рук. Он прокричал что-то неразборчивое и поднял оружие, словно бросая вызов. Штурмовик с воплем устремился к кастеляну Грандиозного замка, распахивая орудиями землю по бокам от него. Корабль любил, когда его жертва бросалась в бегство, но Мордрак, похоже, не собирался его радовать.

«Сорокопут» опять завопил — на этот раз от недовольства — и наконец навел орудия на Мордрака. Высокоскоростные снаряды ударили в кастеляна, выбивая влажные куски из старинной брони. Мордрак невероятным образом остался стоять. Когда ему оторвало руку, державшую булаву, он достал меч второй. Клинок вышел из ножен с глухим стоном, напоминающим звон погребального колокола. Он сиял странным светом.

Мордрак взмахнул мечом, и свет ярко вспыхнул. Глаза Байла мгновенно адаптировались, а сенсоры брони записали характеристики излучения, чтобы он мог их позднее изучить. Волна ревущего жара сошла с меча и устремилась к «Сорокопуту».

Штурмовик уклонился с почти птичьим изяществом. Волна жара прошла мимо, лишь слегка опалив днище. Через секунду все орудия корабля открыли огонь, и Мордрак перестал существовать. Немногочисленные дымящиеся останки разлетелись по воздуху, оставляя пятна на опрокинутых палатках и лужицы на земле.

Байл поднялся.

— Идем, Олеандр. Надо уходить, пока он не взял себя в руки и не вызвал подкрепление.

— От него же только кратер остался, — запротестовал Олеандр.

Байл фыркнул:

— И что? Он бессмертен. Можно бросить его в корону звезды, и через какое-то время он выплывет, воняя паленым мясом и все так же изнывая от жалости к себе. Если промедлим, он продолжит нас преследовать, а боеприпасы у «Сорокопута» не бесконечные, и не хочется тратить ни их, ни время.

Корабль опустился на улицу, ворча двигателями. Время от времени он давал новые очереди из орудий, отчего трупы подскакивали и дергались. Когда Байл и Олеандр забрались на борт, из вокс-динамиков раздалось что-то вроде хихиканья.

— Кем он был раньше? — спросил Олеандр, когда корабль начал взбираться к верхним слоям атмосферы.

— Одним из нас. Теперь он монстр, как несчетные миллиарды, населяющие Око, — ответил Байл. — Видишь ли, он не может умереть. Что бы ни случилось, он это переживет, и даже немногочисленные пределы трансчеловеческого организма его не ограничивают. Отрежь ему руку или ногу — он вырастит новую. Выжги ему глаза — через несколько секунд он снова видит. Раствори его в кислоте — он вскоре выскочит из дымящейся жижи, целый и невредимый. В свой последний визит на Грандиозную я разрезал его по кускам, просто чтобы проверить, есть ли предел у его живучести. Предела не оказалось.

— Неудивительно, что он вас ненавидит, — сказал Олеандр.

Байл рассмеялся:

— О, он не за это меня ненавидит. Нет, он ненавидит меня, потому что у меня не получилось его убить, — Его улыбка превратилась в гримасу, и он наклонился вперед, стараясь не обращать внимания на боль в груди, — Такие как он не заслуживают бессмертия. Недальновидные, жалкие черви. Они даже не понимают, какой потенциал в них скрыт, Олеандр! Они не видят света.

— Вы хотели бы быть бессмертным, повелитель?

— Я намерен прожить только до того, как моя работа будет закончена, — ответил Байл. Истинное бессмертие — это бремя, а у меня и других хватает. На моих плечах лежит груз будущего. Но все должно заканчиваться, чтобы иметь смысл. Настоящая красота раскрывается в миг своей гибели. Наш генетический отец когда-то любил это высказывание. Когда он еще трезво смотрел на мир.

— Боюсь, Блистательный с вами не согласится.

Байл хмыкнул. Смешок превратился в кашель, и он постучал себя по груди. В легких что-то было. Возможно, кровь. Прощальный подарок Мордрака. Хирургеон погрузил в него иглу шприца и начал откачивать жидкость. Байл прислонился к переборке и сплюнул, чтобы избавиться от крови во рту. Когда он поднял взгляд, оказалось, что Олеандр рассматривает его. Шлем скрывал его выражение лица, но Байл догадывался, какое оно. Он улыбнулся.

— Мы с Касперосом Тельмаром вообще редко в чем-либо соглашались — даже до апофеоза Фулгрима. Сомневаюсь, что это изменится. Как он был глупцом, так он им и остался.

Штурмовик вдруг задрожал и издал пронзительный вой. Послышалось жужжание штурмовых пушек.

— Должно быть, Мордрак собрался с силами и вызвал подкрепление, — заметил Байл. По корпусу прошел гул от удара.

— В нас стреляют, — сказал Саккара, вместе с Цимисхием с трудом забираясь в отсек, несмотря на попытки стабилизаторов в их броне компенсировать тряску. «Сорокопут» вопил под продолжающимися выстрелами преследователей, и из его вокс-динамиков с треском вырывались записи ядовитых ругательств, принадлежащих десяткам голосов и диалектов.