— И в самом деле, — сказал Байл и взглянул на Цимисхия: — Он выдержит?

Железный Воин постучал по переборке. Байл кивнул.

— Хорошо. Отправляйся в кабину пилота и проследи, чтобы он не вздумал развернуться и вступить в бой. Мы и так потеряли много времени, а мне еще предстоит возобновить старое знакомство.

Фабий Байл разглядывал эльдара. Существо не произнесло ни слова с того момента, как его поймали, и только сидело в позе лотоса в своей камере на борту «Везалия», погрузившись в себя. Вероятно, оно медитировало.

Он наклонился, схватил ксеноса за горло и ударил его об стену. От силы удара на поврежденной броне появились новые трещины. Ксенос бросил ему что-то, схватил за запястье и заизвивался, как разозленный фелиноид.

— Прекрати, — сказал Байл, продолжая изучать существо.

Судя по строению скелета и силуэту, это была женщина. Вторичные половые признаки у эльдаров были примерно такие же, как у людей, несмотря на значительные внутренние отличия. Она замолотила кулаками по его руке, пытаясь вырваться из хватки, и ударила ногами в живот. Он даже не вздрогнул. Существо не ело два дня, а рана в боку загноилась и отнимала еще больше сил. Оно не представляло угрозы.

Впрочем, незачем было рисковать и оставлять ей возможность навредить себе. Хирургеон с жужжанием вылетел вперед и вонзил иглу шприца в бледную кожу за трещиной в броне. Корсар напряглась, когда транквилизатор начал действовать, а затем повисла в его хватке. Она не почувствует боли в грядущей операции. Когда Байл только начал прощаться с былыми иллюзиями, он рассматривал преимущества садизма, но отказался от него вскоре после того, как Фулгрим обменял свои ноги на змеиный хвост. Сами по себе пытки были бессмысленным занятием. Они больше рассказывали о пытающем, чем о пытаемом.

Он же изобрел более эффективный способ извлекать информацию из пленников. По его свисту в камеру вразвалку вошел тихо похрюкивающий пробирочник. В руках он держал широкий поднос, на котором лежали различные инструменты, склянки и один необычный прибор, похожий на многоножку с плоским сегментированным корпусом из гибкого металла и многочисленными волосками-антеннами. Мозговой червь.

Байл был крайне доволен своим изобретением. Даже с помощью Арриана на создание рабочего прототипа ушел стандартный год. Он провел пальцами по корпусу, и мозговой червь задрожал, тихо щелкая жвалами. Как и все создания Байла, он был наполовину выращен, а наполовину собран. И имел в составе крупицу его самого.

— Впрочем, разве так и не должно быть? Я его создатель, а созданное всегда несет в себе что-то от создателя. Частицу крови, каплю пота. У меня давно есть теория, что именно это было одной из причин безрассудных действий Хоруса. Изъяны отца передались сыновьям — более того, они при этом усилились. Надеюсь, моих добродетелей у вас больше, чем пороков, — сказал он, взглянув на пробирочника, — С другой стороны, разве не порок делает добродетель выносимой? — Пробирочник пробулькал что-то в ответ. Байл кивнул: — Верно, верно. Я начал отвлекаться.

Он вновь возвратился к пленнице. Транквилизаторы сделали свою работу, и эльдар безвольно висела в его руке. Он осмотрел рану на ее боку. Лезвия хирургеона отогнули рваные края брони и ткань под ней, обнажая зараженную плоть. У нерожденных часто были отравленные клыки и когти, но их жертвы редко проживали достаточно долго, чтобы ощутить на себе эффект яда. Он осторожно ощупал опухшую, гноящуюся рану, щелкнул пальцами — и пробирочник протянул склянку для образцов.

— Даже из самых незначительных вещей можно многое узнать. Этот яд, например, скорее абстрактен… В некотором смысле он существует лишь потому, что жертва в него верит. Это замкнутый цикл, разумеется. Порочный круг. И я намерен в скором времени его разорвать, — говорил он, пока хирургеон вскрывал рану. В склянку потекла кровь с маслянистым ядом. Он поднял ее к глазам и с хмурым видом повращал. В прошлом он несколько раз синтезировал из подобных образцов мощные препараты: в основном стимуляторы, а в одном случае довольно сильный яд. Каждый раз получалось что-то новое, но, когда он разгадает тайну состава, тому найдется множество применений.

Покончив с дренажем, он побрызгал на рану антисептиком собственного изготовления. Ему удалось развести в гидропонном отсеке «Везалия» неплохой аптекарский огород, где росли растения, собранные с тысячи миров в Оке. Богатейшая коллекция лечебных мазей и бальзамов, составленных из этих растений, полностью окупила вложенные усилия. Он бегло просканировал ксеноса, проверяя, нет ли других признаков инфекции или какой-нибудь болезни. В нем могли гнездиться какие угодно паразиты.

На груди ксеноса что-то блеснуло. Он посмотрел на переливающийся камень и без раздумий вытащил его из оправы. Камень души. Эльдар дернулась, словно ее сон вдруг обратился в кошмар.

— Какие тайны ты хранишь? — проговорил он, перекатывая камень души между пальцами. Он был теплым на ощупь, но этим его необычные свойства не ограничивались. Изнутри исходил почти физически ощутимый страх. Хотя тело владельца еще жило, часть его уже хранилась в камне, спрятанная ото всех, — Крайне любопытная практика, и она давно меня интригует. Ты способна мыслить там, в камне? Ты — все еще ты? Сохранился ли твой разум? Вопросы, безусловно, уместные, но, судя по некоторым вашим боевым машинам, ответ во всех случаях положительный. А вот что действительно интересно, так это… Как? Как вы это делаете?

Он окинул взглядом бессознательную пленницу и большим пальцем повернул ей подбородок сначала в одну сторону, затем в другую.

— Ко мне редко попадают особи в хорошем состоянии. Когда придет время, я многое узнаю благодаря тебе. Но сначала…

Байл вставил камень обратно в оправу и свободной рукой оттянул ксеносу веко, обнажив белок глаза.

— Немного лопнувших капилляров, ничего серьезного, — сказал он и опустил взгляд на пробирочника: — Отметь время.

Хирургеон с шипением вытянул вперед одну конечность. Щипцы погрузились в глазницу, осторожно обхватили глазное яблоко и аккуратно вытащили его и тянущийся за ним глазной нерв.

— Не спешим, — сказал Байл, — Мы же не хотим его оборвать? — Он перевел взгляд на пробирочника: — Терпение — ключ ко всему. Так сказал один знаменитый философ — правда, я сейчас не вспомню, как его зовут. Тебе стоит выучить эту фразу и сделать своим основополагающим принципом.

Пробирочник забулькал в ответ, и Байл улыбнулся:

— Да. Мне тоже нравится.

Когда он решил, что зрительный нерв уже натянут до предела, хирургеон ловко перерезал его нагретым скальпелем, одновременно прижигая края. Байл забрал глаз, опустил его в склянку с питательным раствором, затем взял мозгового червя и поднес его к пустой глазнице эльдара.

Антенны червя зашевелились. Крошечные сегментированные ноги напряглись, приподнимая корпус. Червь пополз вперед, поднимаясь, извиваясь, выгибаясь, пока не заполнил всю глазницу. Одни антенны скользнули под кожу, обхватывая череп эльдара. Другие уже погружались в мозг по остаткам зрительного нерва. Пленница простонала и задергалась в хватке Байла. Из ее носа закапала кровь, а голова запрокинулась и ударилась об стену. Хирургеон ввел вторую дозу транквилизатора, а вместе с ним и миорелаксант.