Поэтому, к последней левой банке, к этому людоеду никто из разносчиков идти не желает. Только самый младший из разносчиков. Не желает, но идет. Ведь ко всем побоям и унижениям может добавиться еще и дружная неприязнь мальчишек, назначивших его на эту страшную работу. Старшие мальчишки злые. Отвергнут от компании, и тогда хоть за борт бросайся.

Мальчонка стал на колени и протянул вниз лохань с водой. Чтобы не видеть страшного людоеда он закрыл глаза и даже отвернул голову. И правильно поступил. Если бы он увидел, что воду приняли руки, на которых были синие рукава, он бы без сознания упал бы с куршеи прямо под ноги страшилища. И почему комит велел закрепить его цепь подальше от борта? Наверное, чтобы легче было плетьми достать его огромную голову и плечи с куршеи.

Разнощик едва успел отползти, когда к последней банке подлетел подкомит и стал хлестать плетью пьющего большими глотками сумасшедшего:

– Велено тебя не кормить… И не поить… Не поить… – задыхаясь от усилий, заорал помощник Крысобоя.

Очень скоро удары ослабели и вовсе прекратились. Страшилище в синих одеждах продолжал пить воду, как будто ничего не случилось и ничего ему не мешает. Как будто не выдержанные в соленой воде концы плети обрушились на его голову, шею и плечи, а ласковые шелковые кисточки, которыми пажи отгоняют надоедливых мух от благородных господ. И это не кровь стекает с рассеченного лба в наклоненную ко рту лохань, а струйка красного вина, в озорстве пира вылитая на голову.

Подкомит отступил и в сердцах сплюнул на доски куршеи. И тут же получил удар в лицо.

– Его светлость герцог запретил плевать на палубу. Еще раз и испробуешь собственную плеть на своей шкуре. Как полноправный капитан и за борт могу тебя выбросить.

Капитан Ипато тут же забыл об отползшем подкомите, и с отвращением посмотрел вниз.

– Что здесь произошло? – спросил подбежавший Крысобой.

– Распорядись, чтобы гребцов на этой банке еще раз напоили. А сам не смотри туда. И сказал святой апостол Петр пастве своей: «Но с ними случается по верной пословице: пёс возвращается на свою блевотину, вымытая свинья идёт валяться в грязи». Мы его вылечили, откормили, а он гадит нам прямо на палубу. Наверное, он все же сумасшедший.

– А кто же еще? – удивился комит.

И все же, морщась от гадливости, Крысобой дождался посмотреть, как это животное в синих одеяниях копалось пальцами в собственной куче дерьма.

Видели это гадкое дело и Ральф и Весельчак и те из гребцов соседних банок, кто пожелал это увидеть.

– Сегодня ночью, – шепнул Ральф, и Весельчак нехотя кивнул головой.

* * *

«Эй, Гудо! Где ты? Где же ты запропастился? И здесь нет. И здесь. Ума не приложу, где же тебя сыскать? …»

Гудо передернуло. Его лицо скривилось, а едва зажившая кожица на верхней губе лопнула. Тонкая струйка крови свободно стекла в беззубый рот. Инстинктивно Гудо зализал ранку, и прикрыл ее кончиком языка.

«Что это за сказки наяву? Это пусть матушки рассказывают своим деткам сказки, чтобы они в лес сами не ходили, остерегались чужих людей, не доверяли монахам и даже собственным отцам. Сказки полезны, многому нужному деток учат. Особенно тому, что все будет по справедливости. Все сказки… Ну, почти все… Заканчиваются тем, что плохому человечку палач отрубает голову. Палач в сказках – символ справедливости! Вот как!

А ты прячешься… Это в сказках можно запрятаться, стать невидимым, укрыться на дне моря и ждать. И никто тебя не найдет. Если захочешь в сказку поверить…

В жизни так не бывает. И во власти смерти не укрыться.

Эй, боженька! Гудо не у тебя? Нет… А может у сатаны под крылом? Эй, сатана!.. Тоже нет. Тогда ты, мой единственный ученик, еще жив и еще на земле. Только где ты?»

Гудо старательно натягивает свое многолетнее спасение на лицо. Только он знает – плащ не сделает его тело невидимым, капюшон не скроет его уродливую голову. Ибо от «этого» скрыться невозможно. Невозможно, потому что «это» внутри самого Гудо. Он сам «это» просил внутрь себя, и теперь вынужден жить с «этим».

«Ах, вот ты где! Живой! Живой? Таки живой!… или живой? Да очнись ты. Ну, посмеялся я немного. Да и ты мог бы просто посмеяться, если уж вспомнилось далекое прошлое. Чего от этого в обморок падать, как девица безмозглая? Да еще в бездну беспамятства бросаться.

Тебе же так повезло! Да каждый бы за такое везение в каждой встречной церквушке свечи ставил бы! Я же из тебя, из той кучи дерма, что миллионами по земле зловонят, ЧЕЛОВЕКА вылепил! Я ведь тебе не только мастерство величайшего из палачей передал. Я тебя искусством непревзойденного лекаря одарил.

А ты… Что ты наделал Гудо, Гудо, Гудо?»

«Ты никогда не называл меня по имени. Подумать не смел, что ты знаешь мое имя, – тихо отозвался Гудо и едва не задохнулся. Он мысленно беседовал с собственным демоном в собственном теле. И при этом он знал истоки всего. Но страшнее было то, что он обращался к самому мэтру, даже в образе демона, на «ты», да еще как к равному! – Какую мне произнести молитву, чтобы ты покинул мое тело и отправился к себе домой в ад?»

«Глупец ты, Гудо! Не огорчай меня. А не то я решу, что напрасно провозился с тобой десять лет. Ни один отец, ни одному ребенку не дал так многого за десять лет, как я тебе! И что же? От тебя требовалось так мало. Всего лишь отдать черный мешок тому, кто тебя разыщет. А дальше… С твоими знаниями и умениями весь мир открыт. Ты мог стать кем захотел бы. Но что наделал ты?.. Ни бог, ни сатана предвидеть не смогли…»

«Не решили…»

«Кто не решил?»

«Ни бог, ни сатана. Не решили спор – кому я все же принадлежу. Поэтому и я не решил – божьи или сатанинские слуги твои рыцари-тамплиеры. Книги и знания у них от святого духа, или от испражнений дьявольских? На гибель они людскую, или на здоровья тела и спасение души человека?»

«Да, здесь я, наверное, ошибся. Я ничего не говорил тебе о братьях своих тамплиерах. Может быть…»

«Не говорил. Но мои уши слышали, а глаза видели… От такого наследия твоих братьев не то что девица чувственная, не то что я убийца многоопытный, даже ангелы крепчайшие в обморок падут. Не зря отец Вельгус требовал сжечь дотла тебя, меня и все что в подземелье Правды о нас напоминает. Он чувствовал. А может, и Господь надоумил».

«Отец Вельгус, старый кровопийца Епископ и его монахи – это всего лишь черви, ползающие по земли до назначенного времени. Им ничего не дано, и нечего передать после себя. Они распадутся в тлен, и никто, и никогда о них не вспомнит.

А братья-тамплиеры? Они властвовали на земле, на небесах и в аду! Они и сейчас властвуют, и всегда будут властвовать! Ибо только они смогли понять и соединить в себе божье и сатанинское. Но это не твое предназначение. У тебя лишь было маленькое задание. Пустяк. Сохранить и отдать. А этого ты пока не выполнил. Так что не надейся – ни ад, ни небеса тебя с распростертыми объятиям не примут. Так что берись за ум. Возвращайся к предназначенному и…