Так и сейчас, несмотря на смешки и шутки воинов, он не веселился, наблюдая за тем, как «ряженые селяне»[71] княжича быстро и организованно строятся. С крепкой пехотой он не сталкивался, но ему это все совершенно не нравилось. Он очень чутко относился к рассказам о военных кампаниях дальних стран. А потому о швейцарской и фламандской пехоте слышал неоднократно. Вот они тоже ходили с длинными копьями – пиками. А могли стоять и с алебардами, которых Александр Васильевич, впрочем, не наблюдал. Но это не сильно его обнадеживало.

Казимир IV, как Ваня и предполагал, не смог усидеть и вмешался в конфликт между Новгородом и Москвой. Тем более что тот возник во многом благодаря его усилиям. Особенно после столь ценных сведений, что ему оперативно передали. Полноценную войну он начинать не стал. Зачем? Довольно было и частной кампании.

Чем отличалась в те годы война от частных вооруженных разборок? Тем, что коронное войско, будь то Великого князя или короля, выступало в поход во время войны. В мирное же время, если какой-нибудь магнат или боярин в частном порядке или «в складчину» совершит набег на соседей и пограбит маленько – то не беда. Плохо, конечно, и может стать началом для войны. Но Иван III был не в том положении, чтобы драться еще и с Вильно, который подпирал Краков…

Ваня предполагал возможность появления здесь литовских войск, хоть и не так быстро. Ведь место прекрасно подходило для рандеву новгородской рати с подходящим с запада – юго-запада отрядом.

Сколько их прибыло? Бог весть. Но времени на размышления не было. Бежать уже поздно. Стоять – значит отдавать инициативу противнику. И, в случае его численного превосходства, это может закончиться плачевно для московской рати. Поэтому Ваня принял единственно верное, как он думал, решение в текущей ситуации – наступать и давить. Этим шагом он думал сократить им пространство для маневра, прижимая к лесу и лесной дороге, с одной стороны. А с другой – удивлять. Они ведь наверняка не ожидают от «пешцев» решительного наступления. Да и боевой дух своих солдат, находящийся после победы где-то в заоблачных высотах, тоже нужно было использовать с пользой.

И вот, выстроившись развернутым строем, пикинеры со стрелками двинулись вперед. Под барабанный бой и завывания волынки[72]. На флангах вновь встали всадники – по сотне с каждой стороны, плюс третья сотня в тылу, в резерве. Артиллеристы же тянули на лямках свои орудия[73], держась фланговых зазоров между пехотой и кавалерией. Иными словами – княжич решил оставить прежний строй, дабы психологический эффект для его солдат был как можно более сильный.

Александр Васильевич, когда увидел, что эти «пешцы» не только не боятся конного войска, но и уверенно двинулись на него, ошалел. И как пошли! Нога в ногу.

– Это чего это? – не менее озадаченно спросил кто-то, стоящий подле князя Чарторыйского. Факт нападения пехоты в открытом поле на конное войско просто не укладывался у местных в голове.

– А хорошо идут! – воскликнул кто-то еще. – Смотри-ка – ровнехонько как!

– И копья у них какие!

И на этой реплике Александр Васильевич решился. Отступить перед «пешцами» – значит испортить себе репутацию самым безнадежным образом. Засмеют. Потом не отмоешься. Копья сильно смущали, но он был уверен – эти «ряженые селяне» не устоят и еще до сшибки бросятся в рассыпную.

Где-то на краю сознания, конечно, зашевелились мысли об их удивительной самоуверенности и отсутствии новгородцев, которых, видимо, побили. Но Чарторыйский отбросил их в сторону, резонно рассудив, что такого количества всадников, что вон там в отдалении лежало, с одних лишь новгородцев получиться не могло. Слишком много. А значит, княжич побил новгородцев своей конницей. Часть пала, часть отправилась преследовать бегущее войско, а часть – вот она, перед литовцами «красуется» возле своих пешцев. Смех, да и только…

– Стой! – раздался командный окрик, и московская пехота замерла, когда литовская кавалерия приблизилась к ней шагов на триста.

– Готовься! – крикнул командир стрелков, наблюдая за тем, как конница противника стремительно приближается. – Полки отворяй! – чуть погодя крикнул он, с трудом сдерживая волнение в голосе. – Правь! – снова выждав, просипел он внезапно осипшим голосом. Выдержка давалась ему очень непросто. Вон как близко всадники уже приблизились. И наконец он истошно заорал: – Бей!

И фронт пехоты окутался дымами от относительно слитного залпа пищалей. Шагов с семидесяти. А следом ударили орудия крупной картечью.

Взмах флажком. И фланговые сотни, пришпорив коней, рванули вперед. Места для разгона почти не оставалось. Но строй литвинов перед ними немало расчистила картечь. Так что это было не так уж и важно.

Пикинеры тем временем заняли жесткую оборонительную позицию, приготовившись принимать на свои пики всадников противника. А стрелки лихорадочно перезаряжали пищали. Второго залпа перед ударом они дать не смогли бы, но мало ли?

Суетились и артиллеристы, спеша изготовить свои тюфяки к выстрелу. Действуя уже намного увереннее.

Сначала банник нужно макнуть в ведро с водой. Стряхнуть. И влажный сунуть в ствол, пройдясь по нему до казенной части. Да с пристуком, чтобы всякие тлеющие остатки потушить. Ствол после выстрела горячий. Так что вся влага испарялась практически сразу с извлечением банника.

После такой подготовки, не медля ни секунды, внутрь загоняли картуз, в котором воедино были увязаны и пороховой заряд, и картечь. Не шелковый – обычная холстина. Оттого банник и требовался, ибо сгорала такая ткань не полностью. Дальше уже первый номер, перевернув банник другим концом – прибойником, просовывал и прибивал выстрел к казенной части. А третий номер специальным шилом прокалывал ткань под запальным отверстием и подсыпал туда немного затравочного пороха из пороховницы.

Готово. Орудие заряжено. На все про все ушло примерно четверть минуты. Быстро. Очень быстро. По меркам XV века так и вообще мгновенно. Но артиллеристам Вани было куда стремиться. Канониры Густава II Адольфа в 30-е годы XVII века с теми же приемами давали по шесть выстрелов в минуту!

Бах! Бах! – раскатисто ударили орудия, когда противник был уже совсем близко. Если бы не было первого залпа, подкрепленного ударом двух сотен пищалей, то и не успели бы перезарядиться. Самую малость бы не успели. Что коннице эти семьдесят шагов? Десять-одиннадцать секунд бега. Но тут сработал психологический фактор – и лошади, не приученные к огненному бою, и всадники испугались. Темп сближения снизился. Да и завал кое-где образовался. В общем – второй залп орудий пришелся по противнику, когда тот был уже в десяти-пятнадцати шагах. В упор, считай.