— Яма, кажется… — прошептал Егор. — Не видно дна… Бездна!

Это Егор сказал с восхищением.

— Дурак ты, Прыщельга, бездн не бывает, — фыркнула Алиса.

Она огляделась, подняла искривленный кусок трубы, швырнула в пустоту. Звука падения не слышалось долго, булькнуло, наверное, секунды через три.

— Водохранилище, — объяснила Алиса.

Я направил луч прямо и не увидел противоположной стены. А все-таки я мудрый человек Вот если бы разогнались на дрезине…

— Таких не бывает… — возразил Егор. — Это, наверное, провал… Прорва…

— Прорва — это ты, — сказала Алиса. — Обычное водохранилище. Запас воды на пятьдесят лет. Или на сто пятьдесят. Теперь понятно, почему труперы в трубе скопились, в воду нырять не хотели. Как тут перебраться только…

— Мост, — указал пальцем Егор.

Мост выступал из темноты, казалось, он висел в воздухе, но, приглядевшись, я обнаружил длинные стальные фермы, поддерживающие его снизу.

Между краем моста и обрывком рельс небольшое пространство, метра три. Не пройдешь и не перепрыгнешь. Хорошо придумано, надежная защита от мрецов и от другой ползучей твари, через три метра пробраться сложно, если только с крыльями.

— Прыгать не буду, — сказала Алиса. — Даже не надейтесь.

— Далеко… — поморщился Егор. — А у Дэва нога болит.

Какой заботливый.

— Дрезины летать не умеют, — сказал я. — Значит, должен быть предусмотрен способ…

Я огляделся. Ну, конечно — на стене висел длинный багор, не просто висел, был прикован стальной цепью на квадратный несбиваемый замок. Впрочем, ключ болтался тут же — чуть сверху на крючке, Егор вскарабкался по кабелям, снял. Защита от мертвеца, понятно. Человек все поймет и ключ добудет, мертвец нет.

Сняли багор.

Увесистый, пришлось Егору мне помогать. Дотянулись до моста, дернули.

Люди здесь ходили, причем недавно — я заметил на замке свежие царапины, да и мост выдвигался хоть и со скрежетом, но легко.

Подтащили его к рельсам, прицепили скобой, все, можно перебираться.

— Давай, — Алиса подтолкнула Егора. — Давай, Прыщельга.

— Почему я?

— Умственно неполноценных принято пропускать первыми. Хотя ладно, не хочу, чтобы твоя кровь легла на мою совесть. Ну-ка, разойдитесь. Рыбинск, давай, свети на меня.

Алиса посторонила Егора и шагнула на мост. И попрыгала.

— Надежно, — заверила она. — Перебираемся. Давай, Прыщельга, не бойся…

Егор опустился на четвереньки.

— Голова кружится, — пояснил он. — И ботинки скользкие…

— Главное, что в штаны не наделал, — усмехнулась Алиса.

Егор пополз по мосту, медленно, прижимаясь к нему корпусом. Я вернул на место багор, замкнул его цепью на ключ, проявил человеческие качества. Ступил на мост. Узкий, от рельса до рельса, а дальше темнота, и пустота, глубина, и покачивается немного, юлит под ногами, неприятно.

Впрочем, выдвигающаяся часть моста оказалась не очень длинной, двадцать шагов, и я ступил на твердое железо. Алиса и Егор поджидали меня, Егор лежал, обнявшись с рельсом, Алиса сидела, свесив ноги с края, очень в духе Алисы.

— А если прыгнуть, а? — Алиса помахала мне руками.

— Не надо, тут высоко, — попросил Егор.

К скобе, скрепляющей мост, была привязана длинная веревка, я дернул, скоба поднялась, мост с дребезжанием втянулся, отделив нас от другого берега водохранилища пропастью.

— Я знала одного, он любил прыгать…

Бульк. Далеко под нами. И еще раз бульк, как крупная рыба плесом ударила.

— Там есть кто-то, — сказал Егор.

— Сом, наверное. Если это на самом деле водохранилище, то сомы должны водиться. Можно посмотреть.

Мне самому было интересно. Я слышал про такие накопители, в них обитали электрические сомы-людоеды, они оглушали своих жертв током, затаскивали в глубины и не спеша поедали. А в черных, никогда не видевших света омутах селились донные ведьмы с налимьими хвостами и глазами из чистого золота, и сорокаметровые угри с лошадиными головами, и…

Я вытряхнул из рюкзака факел, поджег, подождал, пока разгорится, и бросил вниз.

Факел долго падал сквозь плотный воздух, лениво, мне показалось, что он завис, свет его был тускл и жалок — и все никак не мог встретиться с водой.

— Застрял… — прошептал Егор. — Вы видите — застрял!

— Это ты застрял, — тут же сказала Алиса. — В трехлетнем возрасте. Факел не завис — он на что-то упал. Не видно только пока… Красиво…

Я смотрел под ноги. Далеко внизу горел факел, красный цветок, темнота жадно подъедала пространство, но все равно было видно — водохранилище безбрежно. Вода темная, но неспокойная, на поверхности водовороты и волны, казалось, что вода шевелилась сама собой, как живая.

— Там дом… — прошептал Егор. — Факел лежит на крыше. Дом! Вы видите!

Из темноты выступало странное сооружение. Плот. Широкий, собранный из всякого мусора. Из бутылок. Пластиковые бутылки — самый ценный продукт ушедшей цивилизации, с помощью них можно сделать все. Построить плот, например, было бы куда плыть. Там не одни, впрочем, бутылки просматривались. Надутые автомобильные камеры. Пластмассовые бочки и квадратные баки, набитые пенопластом, а на всех этих плавучих средствах лежали широкие бруски, на брусках стоял домик. Самый настоящий, сложенный из бревен и покрытый черепицей. С широкими окнами, с верандой. Чистый и как будто игрушечный, я видел такой на картинках, на неправдоподобных фотографиях из прошлого.

Сам плот был обнесен небольшой веревочной преградой. На плоту человек. В кресле-качалке. Мертвый.

Совершенно мертвый, я в них толк знаю.

— Там кто-то есть! — громко прошептал Егор. — Давайте ему крикнем!

— Да он труп! — вмешалась Алиса. — Трупнее не бывает! Мертвяга!

— А домик красивый, — сказал Егор. — Очень… Сколько он тут прожил, а?

Спросил Егор.

— Какая разница? — Алиса плюнула вниз. — Он там прожил сто лет и сдох пятьдесят лет назад… Послушайте, психи, надеюсь, вы не собираетесь спускаться?

Алиса посмотрела на меня с испугом.

— Там может быть оружие, — предположил я. — Патроны…

Спускаться глупо. Это сделать могу только я, а я не в самой лучшей форме. Спуститься еще могу, а вот подняться… Да и веревки нет надежной.

— Я не полезу, — сказал Егор, забегая вперед. — Смотрите, огонь разгорается!

От факела затянулась крыша. Пластиковая черепица, она не должна гореть. Но вещи теряют свои качества, я об этом уже говорил. То, что не тонуло, тонет, то, что не горело, горит. От факела расползалась огненная язва, прогоревший пластик проваливался внутрь крыши, и из дыры уже начинал валить дым. Он долетал до нас, горький, едкий, пришлось переместиться в сторону, оттуда пожар было видно лучше. Скоро крыша разгорелась веселее, полопались стекла, воздух ворвался внутрь дома, занялись стены, внутри затрещало. Темнота расступилась, и стал виден размер водохранилища. Озеро средних размеров, никак не меньше, в плохую погоду с одной стороны другую не увидать.