- Боже мой, Пуаро! - воскликнул я. - Да вы опрокидываете всепривычные представления о свидетелях!

- Когда я спросил мисс Кэрролл, не хотел ли лорд Эдвер женитьсяв третий раз, она меня чуть на смех не подняла. И только потому, что лично ейтакая мысль никогда не приходила в голову. Она даже не потрудилась вспомнить,не было ли каких-нибудь, пусть даже самых незначительных признаков того, чтоэто может произойти. Следовательно, после беседы с этим свидетелем мы непродвинулись ни на шаг.

- Действительно, когда вы сказали ей, что она не моглавидеть лицо вошедшей женщины, она ничуть не смутилась, - задумчиво произнес я.

- Верно. Вот потому я и решил, что она не лгунья, а один изэтих честных, но ненадежных свидетелей. Вряд ли у нее есть причины лгать, еслитолько она… Идея! Вот это мысль!

- Мне пришло в голову одно предположение. Впрочем, - Пуаропокачал головой, - это невозможно, просто невозможно.

Больше он ничего не сказал.

- По-видимому, мисс Кэрролл очень любит дочь лорда Эдвера, -заметил я.

- Да. Несомненно, ей хотелось помочь девушке отвечать на моивопросы. А какого вы мнения о Джеральдине Марш?

- Мне жаль ее, очень жаль.

- У вас доброе сердце, Гастингс. Нежное создание, попавшее вбеду, всегда вызывает вашу симпатию.

- А вашу нет?

- Да, живется ей несладко, - серьезно сказал Пуаро. - Этовидно по ее лицу.

- В любом случае вы понимаете, как нелепо предположениеДжейн Уилкинсон о том, что эта девушка могла убить своего отца, - тихо заметиля.

- Ее алиби, несомненно, будет удовлетворительным, но покаДжепп ничего не говорил мне на этот счет.

- Мой дорогой Пуаро, вы хотите сказать, что даже после того,как вы увидели эту девушку и поговорили с ней, вам все же необходимо знать ееалиби?

- Eh bien, мой друг, что с того, что я увидел ее и поговорилс ней? Да, она глубоко несчастна, она призналась, что ненавидела своего отца ирада его смерти и ей не по себе от мысли о том, что она могла наговорить намвчера утром. И после этого вы говорите, что ей не нужно алиби?

- Но эта откровенность и говорит о ее невиновности, - ссимпатией произнес я.

- Откровенность вообще является отличительной чертой этойсемейки. Вспомните нового лорда Эдвера… С каким апломбом он открыл нам своикарты!

- Да, действительно, - улыбнулся я, вспомнив речь Рональда.- Довольно оригинальный метод.

Пуаро кивнул.

- Он… как это говорится? Выбивает почву возле наших ног.

- Из-под наших ног, - поправил я. - Да, мы выгляделидовольно глупо.

- Что за нелепая мысль! Вы, может быть, и выглядели глупо, ая нет. Я не чувствовал себя глупо и не думаю, что выглядел глупо. Напротив, мойдруг, мне удалось привести нашего собеседника в замешательство.

- Неужели? - усомнился я, поскольку не мог вспомнить нималейших признаков замешательства у нового лорда Эдвера.

- Si, si[41]. Я слушал, слушал, а потом взял да и задал емусовершенно неожиданный вопрос, и это, как вы могли заметить, выбило нашегобравого мосье из колеи. Вы недостаточно наблюдательны, Гастингс.

- Но я думаю, что, когда он услышал о смерти Карлотты Адамс,его изумление, ужас были искренними, - ответил я. - А вы, наверное, считаете,что он всего лишь талантливо разыграл скорбь.

- Трудно сказать. Мне его чувства тоже показались вполнеправдивыми.

- Как вы думаете, зачем он забросал нас всеми этими фактами?Да еще говорил так цинично? Чтобы развлечься?

- Это тоже возможно. У вас, англичан, весьма своеобразноечувство юмора. Но может быть, он преследовал и другую цель. Если человекскрывает какие-то факты, это вызывает подозрения. Если же он излагает ихоткровенно, то слушающий начинает придавать им меньше значения, чем они тогозаслуживают.

- Например, рассказ о ссоре с дядей?

- Точно. Рональд знает, что рано или поздно этот факт будетобнаружен. Eh bien, он рассказывает об этом сам.

- Он не так глуп, как кажется.

- О, он совсем не глуп. Мозги у него в порядке, и он неленится их эксплуатировать. Лорд Эдвер прекрасно сознает свои возможности и,как я уже сказал, смело открывает карты. Вот вы играете в бридж, Гастингс.Скажите, когда игрок поступает так?

- Да вы и сами играете, - засмеялся я, - и прекрасно знаете,что игрок открывает свои карты тогда, когда абсолютно уверен, что выиграет, ихочет просто сэкономить время.

- Да, mon ami, это совершенно справедливо. Но иногдаслучается и по-другому. Я сам замечал это пару раз, когда в игре участвуют lesdames[42]. Партия близится к концу, но кто выиграет - неизвестно. Eh bien, ladame[43] бросает карты на стол и заявляет: "Все остальные взятки -мои!" И остальные игроки соглашаются, особенно если они не слишкомопытные. Учтите, в бридже блеф почти не бросается в глаза, для этого требуетсяанализировать партию. И вот когда открыта новая колода, и карты уже наполовинураздали для следующего роббера, кого-нибудь из игроков начинают одолеватьсомнения: "Да, но чем бы она побила мою бубновую масть?" или "Унее не было крупных треф, и я легко перехватил бы ход…", ну и далее в томже духе.

- Значит, вы думаете"…

- Значит, я думаю, Гастингс, что слишком много напускнойбравады тоже заслуживает внимания. А также я считаю, что самое время поужинать.Une petite omelette, n'est pas?[44] А потом, часов в десять, мне нужно нанестиодин визит.

- Кому?

- Сначала поужинаем. И пока не выпьем кофе, давайте большене будем обсуждать это дело. Когда человек кушает, его мозг должен быть слугойжелудка.

Мой друг сдержал слово. В течение всего ужина в маленькомресторане в Сохо, где Пуаро хорошо знали, он ни разу не обмолвился о деле лордаЭдвера. Мы съели прекрасный омлет, рыбу, цыпленка, а на десерт - ромовую бабу,которую мой друг очень любил.

Когда мы пили кофе, Пуаро дружески улыбнулся мне и сказал:

- Мой добрый друг. Я завишу от вас больше, чем вы думаете.