Конечно, ей было глупо жаловаться. Будучи единственной дочерью медицинского светила, а потом женой крупнейшего хирурга, она имела все, что хотела. Теперь она и вовсе невеста известного на весь мир косметолога, который, точно настоящий волшебник, превращает старых уродок в юных красавиц. Его пациентки, женщины знаменитые и богатые, готовы были отдать целое состояние, лишь бы подольше оставаться молодыми и привлекательными.

Марта рассеянно листала итальянскую газету и вдруг в разделе хроники увидела Джулию. Волна ярости вновь накатила на нее, потому что рядом с ненавистной Джулией стоял Франко Вассалли. У писательницы вид был усталый, даже измученный, и это немного порадовало Марту – не все, видно, гладко у этой хищницы, хоть она и пыжится из последних сил.

«Писательница Джулия де Бласко и финансист Франко Вассалли на выставке Больдини в палаццо Реале, – прочла Марта подпись под фотографией. – Частный телевизионный канал, владельцем которого является Франко Вассалли, приступил к съемкам фильма по последнему бестселлеру миланской романистки».

Марта улыбнулась. Неужели она дождалась наконец своего часа? Гермес, бросивший ее ради другой, теперь сам оказывается в ее роли! У Вассалли есть все – деньги, ум, напор, обаяние; ни одна женщина не устоит перед таким очаровательным соблазнителем.

Марта поднялась с постели и подошла к зеркалу. «Представляешь, как обрадуется Гермес, когда узнает, что его «верная» подруга наставляет ему рога? – мысленно спросила она свое отражение. – Сегодня человек поверг в прах другого, а завтра сам валяется в грязи. Такова жизнь, ничего не поделаешь. А мне пора заняться собой. Сегодняшний прием должен произвести фурор».

На выставке Джованни Больдини Джулия случайно встретила Франко Вассалли.

Бродя по залам, она пыталась проникнуться прекрасным и, к сожалению, безвозвратно утерянным духом прошлого века, запечатленным талантливым художником на его картинах, но настоящее держало ее в своих тисках, не давая забыться. Джулии казалось, что она блуждает во мраке. Сколько ни старалась, она не могла разглядеть даже слабого проблеска света.

Ей было очень трудно и одиноко. Излить душу Гермесу она не осмеливалась и решила посоветоваться с Лео, которого после долгих поисков нашла на другом краю света, в перуанских горах, куда газета отправила его за материалом об археологических раскопках.

Когда Джулия дозвонилась ему, он очень удивился.

– Как ты нашла меня в этом Богом забытом краю? – пораженный, спросил он свою бывшую жену.

– Я везучая, – ответила Джулия.

– И упорная, – добавил Лео.

– Скажи, когда ты возвращаешься?

– Понятия не имею, – со свойственной ему беспечностью сказал Лео. – Может быть, через неделю, а может быть, и через три. Как получится.

– Лучше бы через неделю, – попросила Джулия. – Мне нужна твоя помощь, с Джорджо неладно.

– Что ты имеешь в виду? – встревожился Лео.

– Я имею в виду житейские проблемы.

– А поконкретней нельзя?

– Не по телефону, Лео. Приедешь, расскажу.

– Ты ничего не преувеличиваешь? А то я тебя знаю, – все больше начиная тревожиться, допытывался Лео.

– Нет, не преувеличиваю. То, что случилось, касается не только нашего сына, но и нас с тобой, его родителей.

– Приеду как только смогу, – пообещал Лео.

Вскоре после этого телефонного разговора Джулия получила приглашение на вернисаж и решила сходить, чтобы немного развеяться. Она заехала к своему парикмахеру, сделала прическу и даже купила для такого случая новое платье. Гермес предложил составить ей компанию, но она отказалась: ей хотелось побыть одной.

Скользя рассеянным взглядом по картинам, Джулия вошла в небольшой зальчик, где был выставлен один-единственный портрет. Джулия остановилась, разглядывая хрупкую женщину, сидящую у распахнутого в сад окна. Ее черты были нежны и вместе с тем говорили о силе характера, взгляд мечтален и одновременно проницателен. Особую прелесть этой картине придавало сочетание женственных линий фигуры с пламенеющими красками цветущих за окном роз. Эти розы, заглядывающие в окно из сада, напоминали летний закат.

Джулию охватили воспоминания. Она увидела дедушкин сад и просторы полей за оградой, самого дедушку Убальдо и с трудом удержала подступившие к горлу рыдания.

– Как поживаете, синьора де Бласко? – раздался у нее за спиной мужской голос, и она, обернувшись, увидела Франко Вассалли.

Вспышка фоторепортера запечатлела их в эту секунду: оба улыбаются вежливыми, чуть смущенными улыбками.

– Прелесть, правда? – сказал Вассалли, разглядывая портрет.

– Нет, это слово не годится, – возразила Джулия. – Портрет очень грустный, при взгляде на него щемит сердце.

– Не думал, что когда-нибудь увижу его снова. – Вассалли поднес к губам ее руку.

– Почему?

– Он был выставлен в витрине антикварной лавки, и, когда я спустя несколько дней решил купить его, портрета уже не было.

– Картины покупают и продают, – заметила Джулия. – Спасибо, что владельцы не держат их взаперти, а дают возможность нам, смертным, ими любоваться. Это самое главное.

– Почему этот портрет наводит на вас грусть? – с любопытством спросил Вассалли.

– Очень личные и очень давние воспоминания.

Они вышли из палаццо Реале на вечернюю площадь и медленно двинулись по брусчатой мостовой в сопровождении Волка.

– Мне этот портрет напоминает маму. – Вассалли вернулся к прерванной теме. – Она могла бы быть великолепной моделью для Больдини.

– Как она? Что вам о ней известно? – спросила Джулия.

– Мне прислали ее фотографии. Знаете, эти моментальные фотографии, сделанные «Полароидом»? Выглядит она спокойной. Чутье подсказывает мне, что с ней все в порядке. Мать всегда мужественно переносила удары судьбы, она сильная женщина. Я не перестаю ее восхищаться.

Джулия почувствовала нежность и любовь в его голосе.

– Да, надо быть очень мужественной, чтобы не сломаться под ударами судьбы, – думая о своем, задумчиво сказала Джулия.

– Или наивной, как дитя, – добавил Вассалли. – Ничего не помнить.

– Как бы я хотела ничего не помнить! – неожиданно для самой себя вырвалось у Джулии.

Вассали удивленно остановился.

– Скажите, какая вы, Джулия де Бласко? – тихо спросил он.

– Ранимая, неуверенная в себе, колючая. И наверное, самое главное, мне трудно уживаться с самой собой. Я не нравлюсь себе, синьор Вассалли.

– Это непростительно, – смеясь, сказал он. – Такая красивая, такая необыкновенная женщина, как вы, не может не нравиться.