– Врачи у него ничего не нашли, сказали, что обычное переутомление. А вот самому Джеро действительно стало хуже после твоего вчерашнего шаманства. Говори, что ты с ним сделала?! Чем опоила?

– Н-ничем, честно! – Побольше дрожи в голосе, пообильнее ручейки слез на щеках. И в глазах пусть плещется искреннее недоумение и обида. – Я руками лечу и заговорами, так меня бабушка учила! Вы же сами видели – мистер Красич уже почти не дышал вчера, пока я не вернула его! А теперь я еще и виновата! Надо было оставить его умирать, да? Усталость! От усталости люди не умирают!

– Что за шум, а драки нет? – Из вагончика выглянул Яромир, он уже почти закончил переодеваться. – Джим, ты чего тут буянишь? Эй, а почему Джулия в слезах?

– Он… – судорожно всхлипнула девушка. – Мистер Сикорски обвиняет меня в том, что вчера я причинила вам вред своим лечением.

– Джим, ты серьезно? – вздернул брови Яромир.

– Нет, шучу, – огрызнулся Сикорски, затем сквозь зубы процедил, в упор глядя на съежившуюся девицу: – Извини, Джулия, я погорячился, нервы ни к черту. Но больше чтобы никакой помощи с твоей стороны, поняла? За вчерашнее спасибо, но на этом – все. Точка. У Джеро теперь есть лекарство, которое ему реально помогает.

– Да, чаек бабули Иляны – это нечто! – довольно улыбнулся Яромир. – О, гример идет! Ну все, ребята, не ссорьтесь. И еще раз спасибо за помощь, Джулия. Удачи тебе!

И он, пропустив вперед гримера, скрылся в вагончике.

– Извините, – прошептала Джулия, – я тоже пойду. Мне Кэти поручила одежду для чистки собрать, а я тут…

– Послушай, – Сикорски, болезненно морщась, потер шею, – ты не обижайся, но… В общем, я не хочу тебя больше видеть на площадке.

– Но почему?

– Не спрашивай, логичного объяснения все равно не дам. Не нравишься ты мне, вот и все! Не знаю, на какую сумму вы договаривались с Кэти, но, думаю, тысячи долларов выходного пособия тебе хватит.

– Нет, но…

– Все, я так решил! В обед подойдешь ко мне, я выпишу тебе чек.

– Не нужен мне ваш чек! – А вот теперь слезы были настоящими.

Только это были не слезы обиды, а слезы ярости. Этот жалкий червяк пытается помешать ЕЙ?! И, что самое обидное, легко может это сделать, она, увы, пока не всесильна. Да, вдвоем с Раалом они могут многое, но далеко не все.

Вот когда откроются Врата…

– А что тебе нужно? – Сикорски морщился все сильнее, боль в голове становилась невыносимой. – Наличные?

– Нет. – Тощенькая крыска вдруг подняла на него свои блеклые глазищи и буквально ввинтилась зрачками в его зрачки. – Мне нужно, чтобы ты…

Но договорить не успела, помешала подбежавшая Кэти:

– Джулия, сколько можно тебя ждать? Ты давно уже должна была отнести эти тряпки и заняться другими делами, а ты тут торчишь! Джим, зачем ты ее задержал?

– Зачем? – Сикорски вздрогнул, словно выходя из транса, и сжал ладонями виски. – Черт, больно-то как! Башка сейчас разорвется!

– Так я пойду? – прошептала Джулия, продолжая высверливать взглядом глаза режиссера.

– Да иди, кто тебя держит! – отмахнулся тот. – Кэти, от головной боли что есть?

– Аспирин, сейчас принесу, – ассистентка, мгновенно забыв о нерадивой помощнице, уже повернулась, чтобы бежать за лекарством, но Сикорски придержал ее за руку:

– Погоди, не надо. Я у Джеро чай возьму.

– Какой еще чай?

– Травяной сбор бабушки Иляны.

– А, местной знаменитости! А откуда у Джеро ее снадобье?

– Потом, все потом! Еще минута, и я сдохну от боли! – Режиссер постучал кулаком в дверь вагончика. – Джеро, открывай!

– Так не заперто, – донесся изнутри приглушенный голос. – Заходи.

– Чаю мне, скорее!

Джулия, отойдя подальше, остановилась и задумчиво прикусила губу. Так-так, значит, бабушка Иляна? Местная знахарка? Теперь понятно, кто и что мешает осуществлению их с Раалом плана.

Разберемся.

– А это действительно нечто! – удивленно протянул Сикорски, прислушиваясь к внутренним ощущениям. – Пьешь и буквально чувствуешь, как чай смывает боль, словно слой грязи!

– Я же говорил… – Яромир хотел повернуться к режиссеру, но Стив, главный гример съемочной группы, довольно бесцеремонно удержал его за нос:

– Джеро, прекрати ерзать! Ты сегодня словно нашедшая недопитую банку с пивом белка – ни минуты спокойно на месте посидеть не можешь!

– Действия хочется, понимаешь? Энергия внутри просто бурлит! С чаем бабушки Иляны никакие стимуляторы не нужны. Эх, жалко, что подобные снадобья впрок не готовятся, да, Джим? Мы бы с тобой канистру чаечка в Штаты увезли.

– А надо узнать у самой знахарки, вдруг можно? – Сикорски встал, покрутил головой, пару раз присел и радостно улыбнулся: – Супер! Никакой боли, голова ясная, словно ее изнутри тряпочкой протерли.

– Джим, ты, наверное, в прошлой жизни уборщиком был, – хмыкнул Яромир.

– Это почему?

– Да какие-то у тебя сравнения чистящие: слой грязи смывается, мозги тряпочкой протираются. Может, зря ты в режиссеры пошел?

– А мы вот сейчас на площадке посмотрим на вашу работу, любезный. Может, зря ты в актеры пошел?

– 1:1, ничья.

– Джеро, хватит, наконец, болтать! – рявкнул гример и, поджав губы, повернулся к Сикорски. – Джим, если вы не хотите, чтобы начало съемок отложилось до вечера, прекратите отвлекать актера болтовней и выйдите, пожалуйста, из вагончика!

– Суров! – усмехнулся режиссер, направляясь к выходу. – Босса выпроваживает, словно мальчишку – разносчика пиццы. ОК, Стив, ты прав, я ухожу. Но и результата жду соответствующего.

– А когда я подводил? – буркнул гример, склонившись над лицом Яромира.

Никогда. Раньше – никогда. Но в этом фильме Стиву никак не удавалось вылепить из Красича зверя. Не в смысле морду сварганить зверскую, это-то как раз несложно, только долго, а вот добиться с помощью грима, чтобы человеческое лицо превратилось в звериную морду, – работа ювелирная.

Он продумал грим до мельчайших деталей, выполнил все как надо, а зверя не получалось. Все тени легли куда надо, складки на лице смотрелись весьма драматично, бледность, круги под глазами – все есть, картинка получилась зашибенная, но чего-то не хватало.

– Ничего не понимаю, – Стив присел на стул и устало опустил руки. – Вроде все, больше ничего не добавить, иначе будет перегруз, но чего-то не хватает.

– Ох уж эти мне перфекционисты! – Яромир одобрительно разглядывал в зеркале собственное отражение. – Все у вас должно быть на высочайшем уровне! Да отлично получилось, чего ты ноешь! По-моему, даже лучше, чем вчера.