– А откуда? Ведь в Румынии, насколько мне известно, уже лет двадцать не преподают в школах русский язык.

– Я в Молдавии родилась, а там почти все на русском говорить умеют.

– Понятно. Вас как зовут?

– Иляна.

– Красивое имя.

– Спасибо. Меня так в честь бабушки назвали.

– А бабушка жива?

– Конечно! Мы все вместе сюда переехали пять лет назад.

– Милая Иляна, – от этих слов, сказанных чувственным грудным голосом, белоснежная кожа девушки мгновенно приобрела ярко-розовый оттенок. – А принесите-ка мне абрикосового джема, свежевыжатого яблочного сока, два яйца в мешочек – знаете, как это?

– Да, конечно. – Ого, а у милой рыжули еще и милые ямочки на щеках имеются!

– Вы прелесть! Так, и не забудьте тосты из ржаного хлеба! Ох!

– Что с вами? – Иляна испуганно склонилась над скорчившимся кумиром.

– Да замутило что-то. Знаете, – через силу улыбнулся Яромир, – я, пожалуй, завтракать не буду.

– Может, врача вызвать?

– Нет, не стоит.

– Тогда давайте сок принесу из грейпфрута с лаймом! Освежает!

Но от одной лишь мысли о соке внутренности скрутило еще больше, и Яромир судорожно захлопнул рот ладонью. Не хотелось ни сока, ни джема, ни тостов. Хотелось крови.

Большой стакан теплой крови. А еще лучше – прокусить эту нежную шейку и пить, пить, пить…

– Выпейте вот это, – откуда-то издалека, словно сквозь вату, добрался до сознания голосок Иляны, – скорее! Вам сразу станет легче, поверьте!

Да что угодно готов выпить, лишь бы не опозориться при всех!

Яромир выхватил из рук официантки стакан с темно-коричневой жидкостью и, стуча зубами о край, принялся пить. Странный вкус, терпко-горький, немного вяжущий, но с каждым глотком мужчина чувствовал, как тошнота, злобно огрызаясь, отступает все дальше и дальше, пока не исчезла совсем.

В голове тоже прояснилось, вата из ушей самоликвидировалась, вялость и слабость отправились вслед за тошнотой, тело снова пульсировало силой и здоровьем.

– Что это было? – Яромир заглянул на дно стакана, где плескался недопитый глоток. – Эликсир жизни? Живая вода из сказки?

– Почти, – облегченно рассмеялась Иляна. – Это чай из трав, мне бабушка сегодня утром, перед работой дала целый термос. Я еще удивилась – зачем, я ведь здорова, но бабуля заверила меня, что пригодится. Вот и пригодилось.

– А ваша бабушка что, колдунья?

– Нет, что вы! Она травами лечит. К ней даже из Бухареста приезжают за чаями, у бабули Иляны на любую болезнь свой рецепт чая имеется.

– А тот, что вы мне дали, от какой болезни?

– Похоже, от отравления.

– А вы разве…

– Я же говорю – бабушка дала мне термос на всякий случай. Она иногда чувствует, что может произойти. Не очень часто, но бывает.

– То есть ваша бабушка Иляна еще и ясновидящая? – усмехнулся Яромир.

– А вот не надо смеяться! – насупилась девушка. – Лучше бы спасибо сказали!

– Спасибо, огромное спасибо! Это я так, ослаб немного умом после приступа.

– Скажете тоже! – не удержалась от хихика рыжуля.

– Так, а теперь несите-ка мне все, что я назаказывал, и побыстрее, а то меня режиссер скоро живьем закопает!

– А вы уже можете есть?

– Не то слово! Умираю от голода. Чай вашей бабушки – просто чудо. Послушайте, – Яромир ласково придержал собравшуюся уходить девушку за запястье, – а вы не могли бы продать мне оставшийся в термосе чай? Я чувствую, что сегодня он еще может мне пригодиться.

– Конечно, берите! Бабушка только рада будет узнать, что ее травки помогли кому-то.

– Спасибо вам с бабушкой огромное! Сколько я вам должен?

– Что за глупости, так берите!

И девушка убежала в сторону кухни.

А через двадцать минут Яромир уже сидел на переднем сиденье машины рядом с Сикорски, бережно прижимая к груди старенький литровый термос.

– Что это ты притащил? – брюзгливо буркнул режиссер, включая зажигание.

– Это? Волшебное средство от похмелья. Сам-то вон как огурчик, а меня все еще плющит и колбасит. В ресторане едва не оскандалился, еле угомонил обратную перистальтику желудка. И в этом мне очень помог травяной чай бабушки Иляны.

– Кого? – как-то странно дернулся Сикорски.

– Бабушки Иляны, местной травницы. Слышал о ней?

– И не только слышал, – вполголоса произнес Джим.

– Что ты там бурчишь себе под нос?

– Слышал, говорю. Это местная знаменитость, когда ты успел с ней познакомиться?

– А я ее и не знаю вовсе.

– Тогда откуда чай?

– От ее внучки, тоже Иляны. Такая славная пухленькая рыжуля, в ресторане официанткой работает. Меня при ней скрутило, девушка и притащила мне бабулин чай. И ты знаешь, буквально через минуту я снова стал юным пупырчатом огурцом, никаких признаков недомогания!

– Это хорошо. Но ты, я вижу, не остановился на достигнутом и решил весь запас снадобья позаимствовать.

– Конечно! А вдруг на съемочной площадке опять вчерашний перепой аукнется? Не хотелось бы срывать еще один день, тем более что я наконец понял, как надо играть зверя. Слушай, Джим, а с чего мы вчера с тобой так набрались? Ты ведь всегда был агрессивным поборником трезвости на съемках.

Сикорски криво усмехнулся:

– И был, и остаюсь.

– В смысле?

– Когда мы с тобой расстались вчера в баре, ты был в нормальном состоянии. Да и сложно напиться двумя кружками светлого пива.

– Серьезно? – Яромир нахмурился и озадаченно потряс головой. – Тогда где же я догнался? И с кем?

– Вот в том-то и проблема. Я тут, пока ты завтракал, порасспрашивал обслуживающий персонал отеля. И знаешь что, дружище?

– Что? – хотя на самом деле Яромиру почему-то совсем не хотелось услышать ответ.

– Ты вернулся в отель приблизительно через десять минут после того, как ушел из бара, причем вернулся совсем не пьяным. Злым – да, раздраженным – да, вел себя не так, как обычно, – тоже да. Но вызвано это было явно не алкоголем.

– Почему?

– Потому что когда человек пьян, это видно, верно?

– Н-ну да.

– В общем, дорогой мой Джеро Красич, недельного перерыва в съемках не избежать.

– Недельного?

– А то и больше. Смотаемся с тобой в Бухарест, обследуешься в хорошей клинике.

– Тогда уж лучше в Москву, там отец устроит меня в лучшую клинику. Кстати! – Яромир так звонко шлепнул себя ладонью по лбу, что слегка оглох от гулкого резонанса. – Я кое-что вспомнил! Вот как заговорили про Москву, сразу и вспомнил!