его. Незнакомый мужик лежал на проезжей части, раненый. Он был в штатском, однако сжимал в руке пистолет. Тем же сорванным голосом он просипел мне:

– Я в порядке, в порядке. Стой где стоишь.

Я прыгнул обратно в свою нишу. Отсюда виднелись дворцовые ворота, за которыми можно было разглядеть южновьетнамских военных и копов из Национальной полиции в их приметных белых рубашках. Они о чем-то жарко спорили с несколькими офицерами Армии США.

Тут земля вздрогнула, и три американских танка прокатились по улице. Южнокорейские военные и наши офицеры побежали им навстречу. Затем они снова принялись орать друг на друга. Тем временем американские солдаты под вражеским огнем добрались до раненого в штатском. Меня они не заметили, я был футах в двадцати дальше по улице. Зато я разобрался, в чем причина перебранки. Наши офицеры собирались взорвать стену, в нише которой я прятался, поскольку хотели атаковать вьетконговцев, а южновьетнамцы и копы требовали от них, чтобы те убирались отсюда к черту. Мол, месяц назад безопасность города была возложена на местные власти, вот и прекрасно! Они сами в состоянии защитить и дворец, и президента Тьхеу, без посторонней помощи. Да уж, ребята, решил я про себя, та еще вам предстоит работенка!

Американский лейтенант в ярости рявкнул на южновьетнамцев:

– Не нужна наша помощь?! Отлично! Тогда ковыряйтесь тут сами, а мы поищем, кому она нужна!

Он помахал водителям танков, и те поползли дальше вдоль квартала. За ними тронулись джипы, набитые ранеными, среди которых я увидел мужика, предупреждавшего меня оставаться на месте. Их повезли, как я затем узнал, в 17-й полевой госпиталь, хотя тот и сам был под обстрелом. Убитые остались лежать там, где их застигла смерть.

Вначале я подумал, не отправиться ли с ними, но потом сказал себе: нет, это не для меня. Во-первых, дел у них и так было по горло, и какого же черта им вдобавок возиться со мной? А во-вторых, так или иначе, но они двигались навстречу «чарли», а я, наоборот, старался убежать подальше.

Показалась толпа южновьетнамских полицейских с М16 в руках, которые меня тоже проглядели. С ними был какой-то американец – советник, скорее всего, потому что он носил наш полицейский значок. Наши копы, шерифы и дорожные патрульные нанимались сюда консультантами с пятидесятых годов – обучать местную полицию и все в таком роде. Президент Кеннеди расширил штат американских советников после того, как в июне 1963-го Нго Динь Ню[96], младший брат тогдашнего президента Нго Динь Зьема[97], командуя своими полувоенными эскадронами смерти, спровоцировал инцидент с расстрелом мирной буддийской демонстрации против засилья католической церкви. В тот день погибли восемь женщин и детей[98]. В знак протеста буддийский монах Тхить Куанг Дык[99] сжег себя на одном из сайгонских перекрестков. Мадам Ню[100], высокомерная жена президентского брата, презрительно отозвалась об этом как о «еще одном барбекю», а люди ее мужа выкрали обугленное сердце святого из буддийской пагоды. Три месяца спустя и сам Нго Динь Ню, и его старший брат Зьем были убиты[101] – всего за несколько недель до выстрелов в Кеннеди.

Американский советник, стоя прямо напротив меня, орал на сайгонских копов. Судя по акценту, он приехал откуда-то со Среднего Запада, может, из Миннесоты или из Висконсина. Его переводчик растолковал подчиненным, что тот требует приставить лестницу к карнизу строящегося здания.

– Мы сейчас просто заберемся наверх и вышибем их оттуда к чертовой матери! – шумел советник.

Я сам, хоть и не понимал ни слова по-вьетнамски, без переводчика видел, что идея собравшимся явно не по душе. Они прямо-таки ощетинились от страха. Да уж, и правда «белые мыши», нечего сказать.

– Ну! Да что за хрень с вами творится?! Надо зачистить этот дом!

Они не двигались.

– Забросаем верхние этажи дымовыми шашками и вперед! Оставшиеся прикроют нас снизу. Вперед, мать вашу!

Переводчик тараторил вслед за ним с той же задушевной интонацией и, должно быть, в тех же выражениях, но «белые мыши» просто стояли и трясли головами. Наконец терпение у советника лопнуло и он прорычал:

– К черту! Тащите хренову лестницу, я сам все сделаю!

Эта идея понравилась «мышам» заметно больше. Они шустро сбегали во дворцовый парк и вернулись с раздвижной лестницей. Дело вроде сдвинулось, но вьетконговцы стали стрелять прицельно, уже по ним. «Белые мыши» бросили несколько дымовых гранат, и тут уж все вокруг превратилось в настоящий фейерверк от пальбы и дыма, но американский советник бегом взлетел по лестнице и добрался-таки до стены.

Не прошло и секунды, как – бум! – он мешком слетел обратно и ударился о землю. Похоже, он был оглушен или без сознания, но, слава богу, жив, потому что сайгонские копы подхватили его и бросились наутек вниз по улице. Они свалили тело в какой-то в кузов пикапа, попрыгали туда же и унеслись ко всем чертям под грохот выстрелов.

После этого из дворцового парка уже никто не показывал носа на улицу. Я простоял в своей нише целую вечность, и целую вечность же длилась эта перестрелка между охраной дворца и засевшими на стройплощадке «чарли». Часов пятнадцать, не меньше. Между прочим, самого президента Тьхеу там и не было, он вообще провел все новогодние праздники в тишине и покое, в доме своей тещи в дельте Меконга, в полутора часах езды от города. Может, ему просто повезло. А может, везение тут вообще ни при чем.

Глава 24

Ни жив ни мертв

Солнце клонилось к закату. Что происходит в городе? Сколько сейчас в нем вьетконговцев и что им удалось захватить? Ни малейшей догадки, да и откуда мне знать.

Я начал ползти вдоль стены, подальше от дворца. Добрался до какой-то двери, подергал ручку – заперто. То же самое и домом дальше. Точно гусеница, я продолжил свое путешествие до перекрестка, обогнул угол, и лишь здесь мне улыбнулась удача: я наткнулся на настежь распахнутую дверь в парадную. Обычное многоквартирное здание. Внутри, в вестибюле, ни единой души. Я хотел запереть за собой наружную дверь, но замок оказался сломан. К счастью, тут оказалась пара дверей, и вторая захлопнулась как надо.

В самой парадной было темно – хоть глаз выколи, но выключатель я так и не нашел. Я просто уселся рядом с лестничным пролетом и стал ждать, глядя в темноту. Я ждал и ждал, сам не зная чего. За всю