тот факт, что единственный наследник несметно богатого и родовитого отца, герцога де Пантьевра, с детства не знал преграды своим желаниям и принадлежал к числу первых распутников Парижа. Принц Луи-Александр быстро отверг молодую жену на том основании, что она «блистает полным невежеством в любовной науке», но это не помешало ему наградить Мари-Терез венерическим заболеванием. Принцессу еще успели вылечить, а вот его самого — нет: болезнь зашла настолько далеко, что он вскоре скончался в страшных мучениях. Оставшись в 19 лет вдовой, молодая женщина с горечью подвела итог своей жизни:

— Я была выдана замуж еще ребенком, пошла под венец прежде, чем стала женщиной, овдовела прежде, чем стать матерью. — Будущее для нее было совершенно беспросветным, ибо, приобретя в замужестве статус принцессы крови, она не имела права потерять его и могла выйти замуж вторично лишь также за принца крови, что представлялось в высшей степени маловероятным.

Общество меланхоличной и чувствительной Мари-Терез устраивало Марию-Антуанетту, пока она была дофиной, и возможности ее в смысле развлечений были ограничены. Когда же она стала королевой, ее внимание привлекла Габриэль де Полиньяк, очень красивая, недалекая и бедная дворянка. Но она состояла в клане Полиньяков, умных, хищных и алчных людей, умело использовавших привязанность королевы для того, чтобы самым бессовестным образом доить ее. Во всяком случае, обе фаворитки королевы обошлись французской казне очень дорого.

Принцесса де Ламбаль, вдова, была невесткой одного из самых богатых людей королевства, герцога де Пантьевра, тем не менее, она была назначена гофмейстериной Марии-Антуанетты с жалованьем 50 тысяч ливров в год. К тому же Мари-Терез обеспечила блестящую военную карьеру своему младшему брату Эжену — опять-таки за счет казны. Что же касается герцогини де Полиньяк, женщины семейной и матери четырех детей, ее муж, невестка и зять был буквально осыпаны титулами и должностями, которым также сопутствовали высокие доходы. Супругам было выделено 400 тысяч ливров на уплату долгов, их двенадцатилетней дочери Аглае — 800 тысяч приданого. Естественно, объяснить такие затраты всего лишь дружескими привязанностями было невозможно, и одной из кличек, прилипших к Марие-Антуанетте, была «Трианонская Сафо», по названию ее любимой летней резиденции в Версале.

Для завершения данной главы напомним судьбу обеих фавориток. Как только была взята Бастилия, большая часть ближнего круга королевы срочно бежала за границу, включая весь клан Полиньяков, а сама Габриэль-Иоланда через два месяца после казни королевы, будучи еще относительно молодой женщиной, скончалась в Вене. На ее памятнике выгравировали надпись: «Скончалась от горя».

Жребий, выпавший на долю принцессы Мари-Терез де Ламбаль, оказался не менее ужасен, чем участь ее повелительницы. Невзирая на уговоры родственников и трагическую судьбу многих аристократов, она предпочла до конца оставаться подле своей подруги. Принцесса была зверски убита санкюлотами в сентябре 1792 года за то, что отказалась дать клятву отречения от верности королевской чете.

Ущербная интимная жизнь королевы

Когда по прошествии семи лет детей у королевской четы так и не появилось, в Париж явился инкогнито сам Иосиф II, который произвел тщательное расследование и в результатах написал своему брату Леопольду:

«У него [Людовика ХVI] сильные эрекции, в хорошем состоянии; он вводит член, остается там без движения, возможно, две минуты, извлекает без семяизвержения, все еще возбужденный, и прощается с ней. Сие непонятно, ибо у него случаются ночные поллюции, но на месте у него ничего не получается; он удовлетворяется сим, простодушно говоря, что делает это лишь по долгу и не испытывает в том никакого вкуса. Ах! Если бы я мог хоть раз присутствовать там, я бы все устроил!..У моей сестры мало темперамента для сего, и они оба натуральные неумехи».

Заодно Иосиф как следует отчитал сестру за то, что она не употребляет никаких стараний, чтобы понравиться мужу, и подвел неутешительный итог:

«Каким же образом вы желаете, ежели сие было так, чтобы человек холодный и не ощутивший плотские удовольствия, приблизился к вам, возбудился и, наконец, любил вас?»

После такой активной работы, проведенной родственником, супруги, наконец, сблизились. Мария-Антуанетта в своем письме матери от 30 августа 1777 года не без торжества сообщала ей радостную весть:

«Я испытываю полнейшее счастье всей моей жизни. Вот уже более восьми дней, как мой брак совершился; попытка была повторена, и даже более законченно, нежели в первый раз».

Людовик, доселе предпочитавший не разговаривать на столь скользкую тему, все-таки от полноты чувств поделился со своей теткой Аделаидой:

— Мне чрезвычайно нравится сие удовольствие и сожалею, что столько времени оставался в неведении о нем, — но, похоже, «удовольствию» не удалось изменить флегматичный характер Людовика…

Но и вступление в полноценную сексуальную жизнь не пробудило в Марии-Антуанетте чувственности. Мать требовала от нее сообщения о беременности, но дочери нечем было порадовать ее. Она, как всегда, валила вину на мужа:

«Равнодушие, определенно, не с моей стороны… Что можно сделать подле человека из дерева? У короля нет склонности спать вместе… Он несколько раз приходил ко мне ночью. Я не считаю, что должна терзать его, чтобы он приходил ко мне чаще».

Вскоре Мария-Антуанетта призналась человеку из своего окружения:

— Я бы не жаловалась и не сердилась, если бы королем овладело какое-нибудь кратковременное и преходящее увлечение, дабы он мог обрести через него более сил и энергии.

Но долг продолжения королевской династии подлежал обязательному выполнению, и наконец-то долгожданный ребенок был зачат. Правда, ко всеобщему сожалению, первенцем оказалась дочь. В историографии же прочно обосновалась легенда, что у Людовика был некий небольшой физиологический изъян, который шурин уговорил его устранить посредством несложной операции. Однако после дотошного изучения документов историки установили, что никакого хирургического вмешательства на самом деле не было.

Мария-Антуанетта, не считая двух выкидышей, родила четырех детей, из которых выжили сын и дочь. Воплотив в жизнь стоявшие перед ней задачи по обеспечению престолонаследия, от выполнения всех прочих обязанностей королева продолжала упорно уклоняться. Она предпочитала вести тот образ жизни, какой ей нравился, в обществе избранных ею не особенно знатных, но острых на