Лукавый прислонился затылком к подголовнику.

– Я не пил. Я совсем не пьян, – возразил он, подняв указательный палец.

– Тогда почему ты так долго спал? Я уже полгорода проехал.

– О чем ты? От клуба до дома пятнадцать минут на машине! – воскликнул Лукавый. В виске застучала боль. Он приложил к нему палец. – Какой сейчас месяц?

Дэн засмеялся.

– Ты что, Алан Пэрриш[7]?

– Серьезно, Дэн. Какой месяц?

– Февраль. А что?

– Останови машину! – Лукавый потянулся к рулю, но его приковывал к креслу ремень безопасности. – Твою мать, тупая фигня! – Он отстегнул ремень, крича брату, чтобы тот остановил машину.

Свет фар ослепил его. Удар. Визг шин. Треск стекла.

* * *

– …сынок, – голос матери оглушил, словно она приставила рупор к его уху и что есть силы в него крикнула. – Сынок!

– А? Что? – Лукавый заморгал, выпрямляясь. – Что не так, мам?

– Ты не просыпался. Я услышала, как трезвонит твой будильник, и зашла проверить. – Она вздохнула. – Если работа лишает тебя отдыха, лучше брось ее и как следует выспись! – Мать похлопала его по плечу. – Давай вставай и иди завтракать.

Лукавый чистил зубы с закрытыми глазами. Он открыл их, чтобы сплюнуть. Боковым зрением он заметил Еву, возникшую на крышке унитаза, и дернулся:

– Ты фто делаеф?

– Пытаюсь вспомнить, как чистить зубы. Так досадно! После смерти забываешь даже элементарные навыки, потому что они тебе больше не нужны, – вздохнула Ева.

– Ты же не подглядывала за мной в душе? – Лукавый посмотрел на нее с подозрением.

– Ой, точно! Я же теперь и это могу делать! – Он сделал страшные глаза, а Ева рассмеялась, прикрыв веки. Ее волосы покачивались в такт движению головы.

Лукавый чуть было не проглотил воду, смешанную с остатками пасты, но вовремя сплюнул. Он заметил в пасте розоватый цвет – белое смешалось с кровью, – но не обратил внимания. Электрическая щетка часто царапала десны.

– Не подглядывай за мной, – пробурчал он, вытирая лицо. – В ванной я хочу быть один.

– Хорошо. Буду подглядывать за другими.

– Эй! Вообще ни за кем не подглядывай! – Лукавый шлепнул ее полотенцем. Пушистая ткань прошла сквозь бедро Евы.

– С кем ты разговариваешь? – спросила мать.

– Это я сценку для школы репетирую! – ответил Лукавый. Ева прикрыла рот рукой, с интересом глядя на него.

– Ты же больше туда не ходишь, врунишка!

– Дай мне немного пространства, лады? Я скоро выйду.

– Не засиживайся на унитазе.

– Блин, мам! – К кончикам ушей Лукавого прилила краска. Его щеки оставались бледными, но всегда выдавали уши. Спасали от этого только прогулки по морозу и шапки – тогда никто не мог сказать, замерз он или смутился.

– Ты покраснел. – Ева расхохоталась.

– Уйди, а! – Лукавый помахал рукой в ее теле, и призрачная плазма обвила его запястье, как сахарная вата – палку.

* * *

Пока он ел пшенную кашу, мама поглядывала в окно. На улице разошелся сильный дождь, и она хмурилась.

– Что-то Павлика давно не видно. Ты не знаешь, как у него дела? – спросила мать. – Джульетта по нему скучает.

– Не знаю, у него телефона нет. Обещал в школе ко мне подойти, сказал, что живет недалеко. – Лукавый залпом выпил обжигающий чай и высунул язык, замахав на него руками. – Я его найду, не волнуйся.

– Уж найди, мальчик все же хороший. Книжку мне подарил. И сережки. Хочу ему тоже что-нибудь подарить. Подскажешь?

– Чтобы об этом говорить, мне нужно узнать его получше.

– Кажется, Павлик упоминал, что ему нравятся книги. Пойду, поищу на сайтах что-нибудь для подростков. – Она ушла в спальню. Вернулась с планшетом.

– Только не покупай ему всякую хрень.

– Что именно ты имеешь в виду под «хренью», молодой человек? – голос матери сделался строже. – Следи за языком, юноша!

– Не начинай. – Лукавый закатил глаза, съел все печенье и выпил теплой воды. – Сейчас в книжных много хлама продается. Найди ему что-нибудь добротное… Знаешь, например, коллекционное издание «Войны и мира»! Как тебе?

– Ну, – мать помолчала, листая электронный каталог, – учитывая тот факт, что он подарил мне «Трех мушкетеров», думаю, ему понравится.

– Спасибо за завтрак. – Лукавый поцеловал мать в щеку и вышел из кухни.

Малыш хотел навестить Джульетту, но не успевал делать уроки и разгребать горы посуды. Родители то и дело ругались, иногда доставалось и ему. Павлик терпел, пока ссоры не переходили в побои. На улице уже стало слишком холодно, чтобы ночевать под открытым небом. Его старая куртка порвалась. Малыш пытался ее подлатать: с каждым подшиванием куртка уменьшалась, и к осени он не смог в нее влезть. Просить родителей купить новую Павлик побаивался.

В пятницу мать отпустила его погулять. Надев красный растянутый свитер, Малыш побежал к переходу. Он пришел туда раньше учителя и дожидался его, прыгая с ноги на ногу.

– Прости, я опоздал, – сказал Костя. На плече у него висел футляр со скрипкой, а в руках он держал два пакета: один – большой и раздутый, а другой – с лист А4. – Вот, возьми это, – Костя поставил перед Малышом крупный пакет.

Павлик заглянул туда, достал что-то темно-синего цвета. Это оказался пуховик с капюшоном, достающий ему до колен.

– Это мне? Правда?! – Он смотрел на Костю во все глаза. Тот кивнул.

Павлик застегнул молнию. Когда на голове очутился капюшон, он разревелся и обнял Костю.

– Спасибо, – шмыгнул носом, – эта куртка очень теплая!

– Это моя старая куртка. Я не знал, подойдет ли она тебе. Не люблю выкидывать хорошие вещи. – Костя потрепал мальчишку по капюшону. – Хватит плакать. Лучше учись.

Малыш закивал. Слезы высохли, и теперь его глаза блестели от любопытства.

– Это тоже тебе, – Костя показал ему пакет поменьше. – Мне эти учебники уже не нужны, я их перерос. А тебе они в самый раз. Для начала проверим твой музыкальный слух и освоим азы.

Костя достал скрипку из футляра, взял смычок.

– Слушай внимательно, – сказал он и сыграл незатейливую мелодию. – Напой, что слышал.

Павлик ни разу не сфальшивил.

– Хорошо, – Костя протянул ему инструмент. – Держи. Попробуй взять ее так, как держал я.

Малыш с энтузиазмом ткнулся в подбородник, потянулся за смычком.