– Нет, правда. Я твоему вкусу доверяю.

– И напрасно. Я в вашей молодежной моде не разбираюсь.

– Ну, Лёкочка, не злись, пожалуйста, ты же сама всегдаговоришь – лучше иметь две-три хорошие вещи, чем мешок плохих. Пусть онавидит, что ты меня хорошо одеваешь, а не в дешевое американское дерьмо.

– Это что, способ вымогательства? – рассердиласья. – У Ариадны наверняка не слишком много денег, особенно учитывая нашприезд и свадьбу...

– Как ты можешь так обо мне думать? Это не способвымогательства, а наглядный пример того, что ты... что мы не нуждаемся в ней...

– Что за идиотизм, ты же взрослая уже, школу кончаешь, анесешь невесть что! Да если б не эти шмотки, ты бы всегда ходила в двух-трехвещах и далеко не лучшего качества. А благодаря ей у тебя шкаф ломился оттряпок, которыми ты почему-то раньше вовсе не брезговала. Мне за тебя стыдно.

– Лёка, не придуривайся, что ты не поняла... ты простопридираешься ко мне. Между прочим, я получила пятерку за сочинение.

– Поздравляю!

– Единственная пятерка в классе!

– И то хлеб. А что, ты в школе прилавок поставила или как?

– Или как!

– И никто тебе ничего не сказал?

– Из-за шмотья? Да они до смерти рады, что это не наркота,вот и все.

– Господи помилуй!

– Да, Лёка, ты вчера на кладбище была?

– На кладбище? Нет, а почему ты спросила?

– Понимаешь, мы с Лизаней вчера в Донской монастырьмотались...

– Зачем это?

– Лизаня покреститься хочет, а одна пойти стеснялась, ну я сней тоже пошла. А потом мы на кладбище заглянули, я там у тетки цветочковкупила деду на могилку...

Она не устает меня поражать!

– Понимаешь, там на могиле такие шикарные хризантемы стояли,даже странно, что их еще не уперли. Рублей на тыщу наверное... Белые...Лохматые. От кого это?

– Понятия не имею. Но с другой стороны, мало ли кто могприйти к нему на могилу. У него же было много друзей.

– И баб, наверное, тоже...

– А зачем, собственно, ты мне это говоришь?

– Ни за чем, просто интересно, кто туда еще ходит крометебя?

Мне вдруг показалось, что все это она придумала на месте,чтобы отвлечь мое внимание. Гадко, жестоко... Ничего, вырастет, потеряетлюбимого человека, тогда поймет. И все же в последнее время она меня пугает.Особенно я опасаюсь этой поездки. Она явно что-то затевает... Но что? Я решилаобратиться к брату. Он отлично ладит со Стаськой. Пусть попробует расколоть ее.Может, ему она скажет или попросту проговорится. Он лучше меня сможет найти кней подход. А то я в последнее время часто пасую перед ней. И не успела я обэтом подумать, как Гера позвонил мне.

– Как дела, сестричка?

– Герка, ты мне нужен!

– Я всегда и всем нужен! В моем возрасте это прекрасно! А томногие мои сверстники жалуются, что уже никому не нужны! Так что стряслось?Опять наша крошка что-то натворила?

– Она все время что-то творит, и мне страшно. Я прошу,пообщайся с ней без меня, попробуй выведать, что она замышляет.

– А она что-то замышляет?

– Мне кажется, да. Она явно что-то удумала.

– Но в какой области?

– Боюсь, она хочет как-то... отомстить матери... как-тонапакостить ей...

– С чего ты взяла? Только не шмыгай носом, а то разревешься.Ладно, давай я завтра часиков в двенадцать-тринадцать к тебе заеду, мыпоговорим, я дождусь ее из школы и приглашу в кафе. Ты в это время свободна?

– Да!

– Вот и отлично, договорились. Только, чтобы она ничего незаподозрила, я приглашу вас обеих, а ты откажись, скажи, что не можешь.

– Я и вправду не могу завтра, у меня парикмахерская вчетыре.

– Великолепно!

Так мы и сделали, Стаська с восторгом согласилась пойти сним в кафе. А вечером он позвонил мне.

– Лёка, она молчит как партизанка! Я к ней и так и эдакподъезжал, все напрасно. Наконец я напрямую спросил, почему она вдруг решиласьехать к матери.

– И что она ответила?

– Привожу ответ дословно: «Меня пробила эта фотка с холмами.Хочу собственноглазно увидеть зеленые холмы Калифорнии!»

– Дались ей эти холмы!

– Ну я спросил, не лучше ли отложить поездку, все-такивыпускной класс.

– А она?

– Ни в какую! Летом, говорит, эти холмы желтеют, онаузнавала. Ну, еще сказала, что в конце концов пусть Мамалыга порадуется. Пустьэто будет ей свадебным подарком. Короче, Лёка, у меня было ощущение, что ябьюсь головой об стенку. Непрошибаемо! Никогда раньше мне не было с ней тактрудно...

– Но тебе не показалось, что она что-то затевает?

– То-то и оно, что я в этом убежден!

– И что же мне делать? Отменить поездку, сдать билеты?

– Боюсь, что это самый правильный выход...

– Но я не смогу, я так хочу видеть Адьку... Она же моядочь... Я все эти годы просто не позволяла себе этого, но сейчас, когда всестало так реально... Я не смогу отказаться.

– Тогда езжай, но просто будь начеку. К тому же вполневозможно, что Стаська, попав в Америку, увидев мать, рассиропится, все простити будет просто наслаждаться жизнью. К тому же что такое особенное она можетзадумать? Не убийство же!

– Господи, Гера, что ты говоришь?

– Ну в том-то и дело. Скорее всего ее планы связаны спокорением Голливуда. На мой взгляд, это ближе к реальности. Может, оназадумала остаться в Америке...

– Боже упаси!

– Да почему? Америка может ее многому научить.

– Даже слышать об этом не желаю.

– По-моему, наша Стаська ничем не хуже многих голливудскихдевиц, например, Миллы Йовович или других...

– Ты меня дразнишь? Надеюсь, ты ей эти свои идеи неразвивал?

– Да что ты! Я в этот раз чувствовал себя с ней полнымидиотом. Понимаешь, самый трудный возраст, лет тринадцать-четырнадцать, онавроде прошла спокойно...

– Мне тоже так казалось.

– Я тут поразмышлял... А может, все это связано с каким-топарнем, а? Может, это сексуальные проблемы? Или же она перед парнемвыпендриться хочет – мол, я такая крутая, у меня мать в Америке, я к нейна свадьбу еду... Не хотелось бы, конечно, думать, что в нашей семье вырослатакая дурища, но, с другой стороны, в семнадцать лет все девки – дурищи.Ты, кстати, тоже была набитой дурой в ее годы. Знаешь, ты погляди в этусторону, может, все ее задумки не с Адькой связаны, а с каким-то хахалем?Кстати, и деньги она, вполне возможно, не на тряпки собирает, а на крутойподарок этому парню...