— Давно я не был на Дачном. — Перекинул Польку поудобнее, поворачивая ключ в замке. — И на чай ты меня никогда не приглашала… — Осторожно прикрыл за собой дверь. — Надо исправлять. Перед следующим поколением неудобно будет. Детей делали, а чая не попили.

Поля все еще моргала. Вероятно, подбирала фразы, чтобы ответить мне и за себя, и за бабулю. Но кнопка лифта уже горела красным светом. Кабинка приближалась, и рядом не было никакого соседа, который помешал бы провести небольшую разъяснительную работу с тринадцатого по первый этаж.

Поля

Единственным мужчиной, с которым я спала в своей квартире, был муж. Сама пригласила перед свадьбой — сама выставила за дверь после развода. Генеральную уборку сделала, и никаких хлопот с переездом.

Крамера сюда никто никогда не звал. Он являлся сам. Всегда неожиданно, как гром среди ясного неба. И также сам исчезал, оставляя после себя пепелище из моей спокойной жизни.

Не лучшая мотивация пускать его в дом! Но разве у меня кто-нибудь спрашивал?

Когда мы подъехали к дому на Дачном, Леха в своей фирменной манере, без спроса забрал из рук ключи. Как истинный английский лорд, открыл дверь машины и помог выбраться. И, как последний питерский хулиган, притиснул к стене в подъезде.

Беда была с этой стеной! Пунктик в обязательной программе. Еще ни разу не удалось проскочить ее спокойно. А сегодня у меня и сил сопротивляться не оказалось. В ушах повторялись бабушкины стоны. Мозг буксовал. А Леха, наоборот, забыл о тормозах.

Так, на середине прелюдии мы и ввалились в квартиру. Я со свежей порцией осадков в трусах и во сдвинутом вниз бюстгальтере. Благо гольф прикрывал это безобразие. Крамер — в расстегнутой рубашке и со свежим засосом на шее.

Как подростки, дорвавшиеся до запрещенных удовольствий!

В квартире легче не стало. Вся моя одежда магическим образом растворилась в воздухе. Вслед за ней исчезла и Лехина. Как по щелчку. И вместо мужских ладоней на своей заднице я ощутила твердость старенького комода.

Наверное, нужно было спросить, какого черта, или подсказать, где кровать.

Но я все еще не отошла.

— Леш, ты знал, что они встречаются? — произнесла со стоном. Леха как раз опустился на колени и языком стал доводить меня до кондиции. Очень профессионально! Будто всю жизнь ел суп без ложки, лакая как кот.

— Ты про деда? — он на секунду отвлекся, хмуро глянул на меня и продолжил свое дело с еще большим усердием.

— Да-а-а… — вырвалось из груди.

— Узнал недавно, — раздалось со злобным рыком снизу.

— Они сами сказали?

— Застукал, как сегодня. — Язык ударил по клитору, и два пальца раздвинули плоть.

— А то приглашение в ресторан… День рождения… цветы, медведь?

Это было не самое лучшее время для расспросов. Половина мозга уже отбыла в рай. Вторая половина требовала свою порцию эндорфинов. А между ног бушевала стихия.

Нужно было закрыть рот и просто расслабиться. Все нервные окончания были «за». Ноющая от пустоты вагина — тоже. Но какая-то одна извилина, дефектная, не желала выключаться.

— Это ты о ком? Какой медведь тебе что слал? — Оставив свое занятие, Леха резко поднялся и оперся руками о стену позади меня.

— Не медведь слал, а ты.

Над головой засияла корона «Идиотки года». Огромная такая, размером со старую пятирожковую люстру у бабушки в гостиной.

— Не понял! — глаза напротив потемнели до черноты. — Тебе меня не хватает? Еще медведь какой-то нужен?

Особо не церемонясь, Леха обхватил рукой горло, притянул к себе и жадно набросился на рот. Зубы стукнулись. Язык толкнулся внутрь, размазывая слюну и мою смазку по небу. И внизу живота все сжалось, запульсировало. Жадно, горячо, так что на месте спокойно усидеть не получалось.

Безумие какое-то! Как это ему удавалось? Обычный поцелуй был слаще самой интимной ласки. Казалось, член вставлять не нужно, кончу и так. Аномалия моя. Высокая, широкоплечая и абсолютно голая.

— Так что там за медведь? — Лешке, в отличие от меня, одного поцелуя было мало. Закинув мои ноги себе на талию, он прицелился и резким толчком вошел до упора.

— Забудь! — я схватила ртом воздух.

Боль и удовольствие слились вместе. На глаза навернулись слезы.

Нереально было привыкнуть к его размеру. Сколько бы раз ни трахал, как бы ни подготавливал, а каждый раз как первый. Наверное, целая жизнь нужна была, чтобы свыкнуться, не вздрагивать, не загибаться, словно дефлорирует.

— Ты, если что, скажи этому медведю, что я голову откручу.

Не дав и секундной передышки, Леха стал двигаться. Вначале медленно, будто разминаясь. Вращая бедрами, ввинчивал член. Терся о вход.

Потом начал толкаться без остановок. Глубоко. Чередуя плавные выпады и резкие удары. А после совсем сорвался. Замолотил в меня. Без ритма, с оттяжкой и на всю длину.

— Придушу любого, — зашептал на ухо. — Цветы в задницу засуну, — стиснул бедра. — До конца дней будет на пособие по инвалидности жить.

Фактически пересадил на себя. Под попой кроме его рук ничего не осталось. Ветер из открытой форточки холодил спину, а меня все подкидывали, будто вешу как перышко. Насаживали. И заставляли орать.

Невозможно было сдерживаться. Пульсация огненными кольцами опоясывала внизу. Наслаждение острое, яркое разбивало в пух и прах любые зачатки стыда. Вой сам рвался из горла… Со всхлипами, проклятиями, запретным всуе «боже», словно в тихой маленькой квартирке поселился кто-то другой.

И голова плыла. Как в тумане. Без мыслей, без контроля, без ориентиров. Как в самом сладком сне.

***

Порнографическое шоу для соседей продолжалось до ночи. Так и не попив чая, мы осквернили коврик в гостиной. Чуть не скинув фикус, отшлифовали моим задом широкий подоконник на кухне. Устроили скрипучие скачки на древнем диване перед телевизором.

Леха пометил моей смазкой и своей спермой все поверхности. Страшно было подумать, как выглядит скромная квартирка в свете ультрафиолетовой лампы.

Нетронутым остался лишь потолок. Ровный, до скучного белый, как напоминание о том, какой еще недавно была здесь жизнь.

Об этом можно было повздыхать остаток ночи. Пострадать всласть. Или попытаться утопить зачатки тоски в пенной ванне. Но после адского марафона Леха отказался убираться к себе домой.

Слова о перерыве пролетели мимо его ушей. Довольный, опустошенный во всех смыслах, он прижал меня к своему боку. Зафиксировал тяжелой лапой руки и спустя пару секунд засопел в затылок.