– Эмга[7]., – крикнул Зацепин и, приподнявшись, сделал пару выстрелов из ТТ.

Только сейчас Николай увидел установленный на самодвижущейся тележке пулемет. На дрезине ехали четверо, все в форме, трое с автоматами. Один из прибывших на ходу соскочил с дрезины и бросил в сторону укрывшихся Ермакова и Зацепина гранату. Грянул взрыв, лежавшая на перроне женщина наконец-то зашевелилась и на четвереньках поползла в сторону главного входа на вокзал. После того как с дрезины спрыгнули еще двое, третий сидевший на ней диверсант открыл огонь из пулемета. Женщину отбросило в сторону, она упала на живот и больше уже не двигалась.

Со стороны вокзала показались люди. Николай узнал Сидоркина, который бежал к ним, на ходу стреляя из пистолета. За лейтенантом бежали еще трое, с ленинградской стороны послышался гудок. Прикрываемые пулеметчиком трое прибывших на дрезине диверсантов прекратили стрельбу и стали снимать с дрезины ящики с взрывчаткой. На это ушло меньше минуты, из снежной пелены показался поезд.

– Это санитарный! – крикнул Зацепин. Сейчас он закроет от них второй путь, у них появится время. Они рванут рельсы, и тогда трагедии уже не избежать. – Нужно остановить товарняк!

– Но как?

– Я это сделаю! – крикнул Зацепин и пополз в сторону дрезины, которая уже налегке двинулась вперед, управляемая одним из диверсантов, второй тем временем продолжал вести стрельбу из MG‐40.

Пули свистели над головой Зацепина, но тот, как будто заговоренный, продолжал двигаться вперед. Когда Зацепин схватил брошенный дежурной по станции фонарь, Николай все понял.

– Костомукша!!! Ты там живой? – перекрикивая пулеметные очереди, рявкнул Ермаков.

Из-за угла, где он в свое время оставил сопровождавшую его троицу, на мгновение показалась конопатая голова.

– Так точно, товарищ капитан! – задорно выкрикнул конопатый солдатик.

– Снимешь пулеметчика, представлю к ордену! – уже слегка сорвавшимся голосом продолжил кричать Николай.

Парень тут же залег. После того как с тележки скинули поклажу, попасть в стрелка стало проще, но теперь дрезина двигалась и набирала ход. Когда дрезина пролетела мимо места, где укрылся Панкрашин, хлопнул сухой щелчок, пулемет тут же затих. Дрезина тем не менее все еще набирала ход. Прозвучал второй выстрел, и второй диверсант, приводивший ее в движение, тоже свалился в снег. Тележка все еще катилась, но постепенно стала замедлять ход.

Николай обернулся и увидел, как Зацепин поднялся в полный рост и, включив подобранный им фонарь, помчался по путям вслед за исчезающей в снежной стене дрезиной. И вдруг он дернулся, сбавил ход, но по-прежнему продолжал двигаться вперед. Аркадий исчез из виду, и Николай перевел дух. Через полминуты, когда санитарный, стуча колесами, дополз до положенного места и остановился напротив вокзала, Николай бросился к поезду, перебрался через вагон на другой путь и успел дать очередь из автомата в сторону убегавших диверсантов. В этот момент прогремел мощный взрыв, его отбросило взрывной волной, и капитан провалился в пустоту.

* * *

– Что же случилось потом? Ваш перебежчик сумел остановить поезд? – спросил Веня, когда Ермаков снова замолчал и откинулся в кресле. – Ведь если я правильно понял, в тот момент он схлопотал пулю.

– Так оно и было, но ранение его не остановило. Истекая кровью, Аркадий все-таки догнал ту чертову дрезину, разогнал ее, а когда услышал шум приближающегося поезда, остановил. Потом он ее погнал в обратную сторону, махая на ходу красным фонарем. При такой видимости, какая была в тот день, это было очень рискованно, уж поверьте мне…

– То есть, по-вашему, Зацепин показал себя героем! Так сказать, искупил… – осторожно уточнил Веня.

– Машинист успел остановить состав, и катастрофы удалось избежать. Пока Аркадий останавливал поезд, мы дождались подкрепления и частично уничтожили, частично захватили всех диверсантов и предателей из местных. Взрыва, в результате которого тонны горючего могли бы взлететь на воздух, удалось избежать. Сотни раненых бойцов и офицеров Красной армии, ехавшие на санитарном поезде, тоже остались живы. А пути, разрушенные взрывом, починили за сутки.

Какое-то время оба молчали, потом Ермаков снова подошел к шифоньеру, вновь достал из него сигареты и вновь поднес одну из них к носу.

– Давно уже держитесь? – поинтересовался Веня.

– Вы о чем? – не понял Ермаков.

– Давно, спрашиваю, уже не курите?

Ермаков улыбнулся:

– Не поверите. С того самого дня, о котором вам только что рассказал.

Веня тут же вспомнил Корнева, который когда-то пообещал жене, что бросит, и до сих пор не нарушил данного ей слова. Жена и двое сыновей Корнева сгинули в немецком концлагере, и с тех пор начальник псковской милиции ни разу не закурил. В голову тут же пришел и его старый дружок Митя Резванов, которого его невеста Зинуля долго доставала и упрекала за регулярное употребление никотина и, в конце концов, став женой Мити – и вовсе запретила курить. Как бы ему этого ни хотелось, Веня тут же вспомнил о Кате, которая в последнее время стала прозрачно намекать ему, что табачный дым может повредить будущему ребенку. Вспомнились Эрмитаж и опера, которую он не посетил… Неужели и этот с виду приветливый и добрый полковник бросил курить из-за женщины? Если оно и так, то Веня не такой.

Нет уж, дудки! Пусть другие склоняются перед женщинами и выполняют все их прихоти! Ему есть с кого брать пример – его непосредственный начальник и его кумир Паша Зверев никогда не стал бы потакать женским слабостям, и он тоже не станет. Веня отбросил посторонние мысли и вновь включился в беседу:

– Я все понял! Зацепин спас сотни жизней. И что же случилось потом?

– Потом я угодил в лазарет и пролежал там пару месяцев. Когда вернулся, первым делом поинтересовался, где наш герой, что с ним стало. Оказалось, что за него никто не вступился. Наши взялись за него, он все рассказал, но подтвердить его рассказ было некому. Бойцы Сидоркина и он сам подтвердили лишь, что он присутствовал при задержании диверсантов, но не более того. К тому же рана, которую получил Аркадий, была раной в спину, а этот факт, сами понимаете, как у нас трактуют.

– А ваш дежурный… Голов, он что же, не вступился за Зацепина?

– Вступился, но многое ли он мог рассказать? Он же не был на станции, не видел, как Аркадий спас сотни людей.

– Да, пожалуй, вы правы!

– Приговора военного трибунала Аркадий избежал, но вот гражданский суд приговорил его к десяти годам лагерей. Когда я вышел из госпиталя, я писал письма, ходатайства и бегал по инстанциям, чтобы спасти парня. Кое-что мне все-таки удалось для него сделать. Судья пересмотрел приговор и сократил срок до пяти лет, но отбыл лишь четыре…

– Отбыв срок, он тут же разыскал вас?