– И что же он вам сообщил?

– Когда задержанный пришел в себя, он сказал, что нужно спешить. Он говорил быстро и то и дело касался руками виска. То, что голова у него раскалывается, мы понимали, но почему он так спешил, узнали чуть позднее. Задержанный сообщил, что он никакой не Хромов, а Аркадий Михайлович Зацепин. Он тут же скороговоркой поведал нам о себе.

Родился в Родне, в тридцать пятом уехал в Смоленск, поступил в железнодорожное училище, окончив его, какое-то время проработал дорожным мастером Первого локомотивного депо. С молодых лет увлекался футболом и посещал радиокружок. В сорок первом ушел добровольцем на фронт. Так как являлся радиолюбителем, естественно, был направлен в войска связи. Воевал на Юго-Западном, в сентябре сорок первого под Ленинградом попал в плен, после чего в составе группы советских военнопленных был направлен в немецкий город Дюрен в качестве кандидата в полк «Бранденбург‐800».

– То есть Зацепин добровольно решил служить немцам? – уточнил Веня.

Ермаков встал, подошел к шифоньеру и достал из него пачку американских сигарет «Кэмэл». Вынув сигарету, он помял ее пальцами, понюхал и убрал обратно. После этого полковник сел на свой стул и посмотрел Вене прямо в глаза.

– В тот момент, когда Аркадий сделал свое признание, моим первым побуждением было вывести его во двор и тут же шлепнуть по законам военного времени, но все оказалось не так-то просто. Когда Зацепин угодил в плен, у него, по его словам, было два пути. Первый – это пуля, второй – служба врагу. Однако Аркадий выбрал третий. Он сразу решил, что умереть он успеет всегда, но можно побороться за жизнь, не предавая Родины. Он догадывался, чем ему грозит поступление в разведшколу Абвера, и уже тогда решил хоть как-то послужить своей стране.

– И вы ему поверили? – Веня и не думал скрывать скепсиса.

– Не сразу. Говорю же, что первым моим желанием было расстрелять предателя, но то, что он сделал потом, заставило меня пересмотреть свое решение…

– И что же он такого сделал?

Ермаков нахмурил брови, было видно, что ему не так уж и просто восстанавливать в памяти и озвучивать события тех лет.

– Как я уже сказал, он рассказал не только о себе, но и о разведшколе в Дюрене; про то, как их потом направили в Каунас, затем посадили в самолет. Они высадились в составе диверсионной группы в районе поселка Шексна. У них было особое задание…

ж/д станция Северной железной дороги Череповец-узловая, январь 1941 года…

На то, чтобы поднять по тревоге дежурный взвод, у Николая ушло почти полчаса. Связь то и дело прерывалась, очевидно, из-за погоды. Оставив сержанта Голова у телефона, приказав ему поднимать по тревоге соседнюю часть, Ермаков взял из оружейки[6] ППШ, вышел на улицу и закурил.

Когда машина с бойцами подкатила к управлению и старший – молоденький лейтенант со смешными подкрученными усиками по фамилии Сидоркин – доложил о прибытии, Ермаков приказал посадить Зацепина в кузов и не спускать с него глаз. Сам же капитан тут же занял место в кабине и приказал двигаться. Снег все валил и валил, вьюга завывала, и «дворники», которые его водитель ни разу не выключил в течение всего пути, все равно не успевали разгребать падающие на лобовое стекло белые хлопья снега. Дважды они останавливались, и Ермаков вместе с бойцами дежурного взвода войск НКВД лично толкал застрявший в сугробе бортовой ГАЗ. Всякий раз, когда машина с ревом вылезала из сугроба, Николай принимался торопить сопровождавших его бойцов, те поспешно лезли в кузов, чтобы продолжить путь.

Сейчас машина в очередной раз набрала скорость, подпрыгивала и петляла по заваленной снегом дороге. Ермаков сидел в кабине, курил и, кусая губы, про себя чихвостил сержанта Голова за его тяжелую руку. Подумать только, и как он только додумался так шарахнуть по башке этого бедолагу. Из-за этого удара они потеряли почти полчаса, а, как уверял задержанный, им было нужно спешить. Твердой уверенности в том, что их не водят за нос и все это не какая-то провокация, у Ермакова не было, однако встревоженный взгляд и хрипловатый баритон задержанного почему-то подсказывал Николаю, что парень не врет.

Пока ехали, подпрыгивая на ухабах, Ермаков, анализируя услышанное от Зацепина, понимал, что действует довольно рискованно. А что, если этот парень врет и это тщательно продуманная диверсия? Что, если это спланированный ход врага, направленный на то, чтобы усыпить бдительность, отвлечь внимание и ударить совершенно не там, где было указано. Как же ему хотелось знать, что он поступает правильно.

Он вспоминал, как Зацепин твердил свои точно заранее заученные фразы: «Группу возглавляет некий Маркус Раух – обер-лейтенант, отличившийся еще в тридцать девятом в ходе Польской кампании вермахта и имевший Железный крест за участие в захвате форта Эбен-Эмаль в Бельгии. В группе восемь человек: два украинца, один поляк, остальные, включая меня, русские, четверо бывшие бойцы РККА, все добровольцы. Все, включая Рауха, прекрасно владеют русским…» Сам Зацепин отвечал за связь. Вылет самолета произведен из Каунаса. Высадку осуществляли в лесном массиве в районе Шексны. Их ждали. Бородатый кряжистый мужик со шрамом на правой щеке, которого обер-лейтенант Штольц называл Митя́ем, вместе со своим сыном Гришкой приехал на санях к месту высадки. Эти двое не только зажгли сигнальные костры, но и снабдили каждого из диверсантов комплектом лыж. До места добирались вместе, сначала на санях, потом спешились, разделились на пары и именно так, на лыжах, добирались до города. Тут их тоже ждали. Деревянный одноэтажный дом стоял на окраине. Хозяин – Прохор, фамилия неизвестна. Именно в доме Прохора их переодели в форму войск НКВД, после чего Зацепину было поручено организовать связь с командованием и доложить о прибытии группы на место. После доклада все улеглись спать, тут-то Зацепину и удалось улизнуть…

Наконец грузовик, едва не зацепив стоявшую у главных ворот старенькую «Эмку», остановился у привокзальной площади. Сидоркин громко скомандовал:

– К машине! Строиться!

Топая сапогами и громыхая прикладами автоматов, солдаты стали выпрыгивать на снег. Ермаков выскочил из кабины и зло процедил лейтенанту:

– Чего орешь, спугнем же! Дай мне троих и этого, – Николай указал на Зацепина, – а остальным прикажи оцепить вокзальную площадь и прилежащие к ней пути.

Сидоркин ухнул и покачал головой:

– Оцепить такой участок, да при такой видимости… Так у меня же не то что взвода – двух отделений не наберется.

Ермаков скинул рукавицу, сдвинул шапку на затылок и вытер ладонью вспотевший лоб:

– Не время сейчас говорить о трудностях, лейтенант! Знаю, что народу у тебя мало, и что прикажешь делать? Выполняй задачу теми силами, которые есть. Есть у тебя хорошие стрелки?

Сидоркин обернулся и поманил рукой невысокого конопатого солдатика.

– Панкрашин, ко мне!