– Мерзость какая!

И секунды не прошло, как Мишель уже была на ногах. Опасливо оглядываясь, чувствовала, что желание помыться стремительно перерастает в навязчивую потребность. Но сколько ни искала кувшин с приготовленной для нее прохладной водой и таз для умываний, взгляд цеплялся только за старую рухлядь, снесенную сюда обитателями особняка.

Окружающая обстановка навевала тоску. На потолке, старательно оплетенный тенетами все тех же тружеников-пауков, на заржавленной цепи покачивался уродливый светильник, в котором доживал свой век огарок свечи. Керосиновая лампа с закопченным стеклом гордо возвышалась на приставленном к окну столе. К обшитым деревом стенам жались стеллажи, на полках которых темнели потрепанными корешками книги. Наверняка страницы в них изъели мыши. Пленница поежилась. Не то чтобы она боялась этих неизменных обитателей любого дома, просто они вызывали в ней глубокое отвращение.

В дальнем углу ютилось кресло-качалка с небрежно наброшенным поверх стареньким пледом. Наверное, чтобы прикрыть дыры, зиявшие в этом плетеном предмете унылого интерьера.

Книжные стеллажи мирно соседствовали с сундуками, испещренными проржавевшими металлическими полосками. Нашлось место и для хлама вроде ставших ненужными картинных рам, пары надколотых чашек (наверное, все, что осталось от некогда роскошного чайного сервиза) да фарфоровых кукол, коими были забиты верхние полки. В спальне ребенка или на кровати юной девушки те, что были целыми, смотрелись бы очаровательно. Наряженные в пышные, отороченные оборками платья да широкополые шляпки, красовавшиеся над кокетливо завитыми волосами.

Но здесь, на чердаке, куклы больше походили на экспонаты из музея ужасов. Мишель казалось, эти фарфоровые уродцы следят за ней, глядя на нее своими большими стеклянными глазами. Разумеется, удовольствие наблюдать за «гостьей» имели лишь те, у которых головы были на месте. У некоторых игрушек они попросту отсутствовали. Иным же недоставало рук или ног.

Имелось здесь также напольное зеркало, явно старинное, в мутной глади которого юной мисс Беланже с трудом удалось разглядеть свое отражение.

Вот уже несколько минут Мишель сверлила взглядом дверь, не решаясь к ней подойти. Да и зачем? Чтобы убедиться, что ее заперли, и испытать новый приступ отчаяния? Или же Гален снова проявил беспечность, решив, что никуда она отсюда все равно не денется…

– Надо проверить, – поколебавшись, сказала самой себе пленница, но так и не сдвинулась с места.

Снаружи раздались шаги. Мишель вся внутренне напряглась, готовясь к очередной схватке с Донеганом. А увидев вместо наследника Блэкстоуна молоденькую служанку, переступившую порог чердака, облегченно выдохнула.

Незнакомая рабыня, которую Мишель видела впервые, тихо проговорила:

– Я принесла вам завтрак, мисс. – Обойдя пленницу на почтительном расстоянии, поставила поднос на стол.

Поклонилась, собираясь быстро покинуть «комнату для гостей», когда Мишель ее окликнула:

– Здесь необходимо прибраться.

Девушка покорно кивнула и, все так же не поднимая головы, пролепетала чуть слышно:

– Я спрошу у хозяина. – После чего поспешила скрыться за дверью.

Как ни странно, оставив ту незапертой. Мишель удивленно хмыкнула, а обследовав добротную, крепко держащуюся на петлях створку, удивилась еще больше: дверь запиралась изнутри на щеколду.

Конечно, если мистер Чудовище пожелает заглянуть к ней в гости, эта железяка вряд ли его остановит. С другой стороны, с щеколдой все же спокойнее.

Позаботившись о своей безопасности, Мишель устроилась за столом. Аппетита не было, и даже любимые с детства вафли не вызывали в ней привычного гастрономического интереса. И тем не менее Мишель съела все до последней крошки, понимая, что незачем морить себя голодом. Силы ей еще пригодятся. Для войны с мерзавцем.

– Даже не надейся, Гален, что сдамся и упаду к твоим ногам, умоляя, чтобы забрал меня отсюда. Лучше на чердаке в пыли и грязи, зато подальше от тебя. Пока я не найду способ отсюда выбраться. А я его обязательно найду! Даже не сомневайся!

За этим страстным монологом ее и застала вернувшаяся на чердак служанка. Мишель услышала, как в дверь несмело постучались, и, только убедившись, что это рабыня пришла убираться, а не Гален пожаловал снова над ней издеваться, отодвинула щеколду.

К радости пленницы, служанка явилась не с пустыми руками. Принесла с собой ведро, метелку и тряпки.

– И еще обязательно постельное белье поменяй, – довольная пусть и крохотной победой над Донеганом (хоть что-то человеческое ему не чуждо) Мишель приступила к своему излюбленному занятию: принялась отдавать распоряжения. – И ковер нужно будет вытрясти. А потом почистить хорошенько. Гардины – выстирать. Можешь даже прокипятить… Я тебе мешать не буду. Посижу тут пока в кресле, почитаю что-нибудь. – Она скользнула рассеянным взглядом по книжным полкам, уже заранее морщась от мысли, что придется дотрагиваться до ветхих пыльных переплетов, и направилась к плетеному креслу, примеченному ранее.

– Господин сказал, – рабыня неловко кашлянула и, помешкав, все-таки продолжила: – что, если хотите жить в чистоте, вам придется… самой убираться.

От такого заявления Мишель оторопела и не сразу нашлась, что ответить. А когда к ней вернулся дар речи, служанки в комнате уже не было.

– Мерзавец! – воскликнула пленница, топнув для острастки ногой, хоть угрожать ей здесь было некому. Разве что только своим грозным видом Мишель надеялась распугать пауков. – Какой же ты все-таки мерзавец, Гален Донеган! Мало ты меня унижал. Теперь еще и это! Негодяй! – Она расстроенно поджала губы, по-детски хлюпнула носом и чуть слышно закончила: – Я ведь не умею убираться.

Огляделась растерянно, даже не представляя, с чего начать. Мелькнула мысль все-таки усесться в кресло и, спрятав лицо в ладонях, снова разреветься. Но это вряд ли решило бы проблему с уборкой. Сказав себе, что поплакать она вполне может и позже, в чистой, хорошо проветренной комнате, воинственно сжав кулаки, Мишель ринулась к окну.

Пусть очередная битва с Донеганом проиграна, но уж над всеми паразитами, что здесь развелись, она сегодня точно одержит победу! Другими словами, попросту их перебьет.

Окно ни в какую не желало поддаваться. Забравшись на стол, пыхтя и ругаясь, Мишель что было сил толкала грязную раму. От злости и напряжения скрежетала зубами, быстро покрываясь потом и пылью, из-за которой было не разобрать, какого все-таки цвета подоконник.

– Кажется, здесь не убирались с позапрошлого века. Или с самого возведения Блэкстоуна. – Она раздраженно дунула на прядь, назойливо падающую на глаза, и чуть не закричала от радости, когда растрескавшаяся рама поддалась.

В комнату ворвался теплый весенний ветер, ласковым касанием прошедшийся по разрумянившемуся лицу мятежницы. Мишель зажмурилась от удовольствия, жадно вдыхая свежий воздух, как будто глоток за глотком пила хмельной напиток свободы.