Впрочем – она горестно вздохнула, – внешность зачастую бывает обманчива. Теперь-то она это точно знает. До недавнего времени Гален Донеган тоже успешно прикидывался джентльменом, эталоном манер и образцом для всех мужчин-соседей. А вон оно что оказалось на самом деле…

В коридоре второго этажа привычно властвовали сумрак и тишина. Иногда Мишель начинало казаться, что этот дом необитаем. Населенный только лишь призраками, являвшимися ей в обманчивой плоти.

Крадясь на цыпочках, Мишель останавливалась возле каждой двери. Прислушивалась и гадала, в которую из гостевых комнат определили франтоватого гостя, так осчастливившего своим появлением девиц Кунис и Донеган.

«Раз он меня не запер, значит, я могу ходить по дому. В крайнем случае, скажу, что хотела забрать свои вещи, которые мне так и не принесли», – храбрилась пленница, но сердце в груди все равно стучало как сумасшедшее.

Не успела Мишель так подумать, как с улицы донесся шум, показавшийся ей оглушительным, – лошадь яростно дробила копытами сухую землю. Неизвестный всадник мчался по аллее к дому.

Она замерла, парализованная страхом, а услышав, как внизу хлопнула дверь и по холлу разнесся раздраженный голос Галена, звавшего кого-то из слуг, вырвалась из пут оцепенения и пулей понеслась по коридору. Взлетела по лестнице и, только задвинув щеколду, обессиленная волнением, скользнула на пол. Мишель испуганно застыла, вжавшись в створку, моля Всевышнего, чтобы Донеган не поднялся к ней. Щеколда если его и задержит, то лишь на пару мгновений.

К огромному облегчению пленницы, ни днем, ни вечером Гален так и не появился. Только служанка забегала, чтобы принести сначала обед, а потом ужин. На вопрос Мишель, кто это осчастливил своим визитом хозяев Блэкстоуна, рабыня промямлила что-то насчет того, что ей запрещено разговаривать с «мисс гостьей».

– Да чтоб тебя, Донеган! – в сердцах воскликнула Мишель, по привычке раздраженно ударив каблуком об пол. – Ни с кем не говори, живи в грязи! Как это ты меня еще голодом не начал морить!

Справившись с очередным приступом злости, пленница продолжила уборку, и к вечеру чердак если и не превратился в уютную, идеально чистую комнату, то хотя бы приобрел более-менее жилой вид. Свесившись из окна, Мишель старательно трясла простыни, хоть и понимала, что чистыми они от этого все равно не станут. С горем пополам вытряхнула и ковер. Неумело смахнула тряпкой пыль со стола и полок, подмела и даже помыла полы. От гримасы отвращения, не сходившей с запачканного грязью личика, у Мишель ныли скулы. А от воды кожа на руках стала сухой и сморщилась, будто у старухи.

– Какая же это неблагодарная работа. – Мишель устало опустилась на стул. Склонилась к миске с остывшей овощной похлебкой. Она чувствовала себя настолько усталой, что едва сумела проглотить несколько ложек.

Аппетита не было, и политое медом печеное яблоко, ставшее ей десертом, Мишель жевала, даже не чувствуя его вкус.

К вечеру «дом с призраками» стал и вовсе походить на склеп. Тишина, захватившая Блэкстоун в свой плен, действовала на нервы. Все в нем как будто вымерли. Застыло время.

Лишь за окном ее маленького убежища что-то менялось: тревожно шумели деревья, сгущались сумерки. И небо, окрашенное багрянцем, вдоволь напитавшись алым, постепенно темнело, с каждой минутой все больше походя на черный бархат, по которому чья-то невидимая рука рассыпала бриллианты-звезды. А посредине, будто главную драгоценность, умостила похожую на тарелку из дорогого фарфора луну.

Мишель подняла голову, подставляя лицо холодному лунному свечению, и поежилась от тревожного предчувствия. Что этой ночью обязательно случится что-то страшное.

Непоправимое.

В приглушенном свете керосиновой лампы, тускло поблескивавшей на столе, окружающая обстановка казалась еще более зловещей и мрачной. Мишель подумалось, что сегодня она вряд ли уснет. Только не тогда, когда полная луна нахально заглядывает в окно чердака, беря пример с фарфоровых кукол, весь день тоже пристально следивших за новой «квартиранткой».

Говорят, в полнолуние прежние обитатели этих земель становились особенно сильными и еще более опасными. Лугару черпали силу из ночного светила и, превращаясь в волков, до самого рассвета блуждали по лесу в поисках поживы.

Словно отзываясь на ее мысли, где-то вдали, в недрах глухой чащи раздался волчий вой. Громкий, голодный, полный исступленной ярости и жажды охоты. Мишель поежилась, чувствуя, как по коже бегут мурашки. Закутавшись в найденную в сундуке среди остальной ветоши шаль – сплошь изъеденную молью, – вместе с керосиновой лампой направилась к стеллажам.

Остановив свой выбор на книге, на полустертом корешке которой еще можно было разобрать название «Морской дьявол», решила, что это наверняка авантюрный роман о приключениях какого-нибудь красавца-пирата на бескрайних просторах океана. Одна из тех историй, которые она так любила, считая и себя тоже немножечко авантюристкой, и всю жизнь мечтала о приключениях. Хоть теперь понимала, что лучше бы и дальше продолжала о них просто грезить, сидя возле растопленного камина своей спальни, и, затаив дыхание, переворачивала страницу за страницей. Пусть бы маялась дома от скуки, чем проходила через испытание, что выпало на ее долю по милости гадкой колдуньи.

Чихнув от запаха пыли, ударившего в нос, Мишель вернулась за стол. Не сдержавшись, погрозила кулаком властительнице ночи, расплескавшей по округе свой ядовитый свет и по-прежнему (будто луне больше нечего было делать) пристально наблюдавшей за плененной девушкой.

Мишель надеялась, что история морехода, в каждой главе вляпывавшегося в неприятности и с лихим задором из них выпутывавшегося, поможет отвлечься и постепенно сон придет. Но нет, далекий волчий вой, пугающее дрожание теней на стенах, подозрительный шелест листвы под окном заставляли ее нервничать и с замиранием сердца вслушиваться в ночные звуки.

– Да когда же они, наконец, угомонятся! – Она резко захлопнула потрепанный томик.

Казалось, волки подобрались совсем близко. Ярятся под самыми стенами Блэкстоуна, надеясь проникнуть в дом.

Обессиленная от волнений минувшего дня Мишель устало вздохнула и привалилась к жесткой спинке кресла. Скользнула взглядом по видавшей виды столешнице, по плохо вымытому стеклу, заключенному в старую растрескавшуюся раму, и вновь обратилась к луне, гордо возвышавшейся над спящим поместьем.

Зевнув, она рассеянно подумала, что за уродливый кустарник окаймляет боковую аллею и было бы неплохо что-нибудь сделать с редкими чахлыми деревцами – не чета тем, что обрамляли центральную аллею. Оттого что луна светила так ярко, гравиевая дорога казалась покрытой тончайшим слоем перламутра. И скамейки, убегавшие к воротам, как будто выковали из волшебного олова. От лунного свечения не укрылось ничто, кроме двух высоких фигур. Не то они поглощали свет, не то он их пугливо сторонился, не желая связываться с созданиями мрака.

Мишель вскочила как ужаленная, движимая необъяснимым чувством страха. Первым порывом было убежать, но, понимая, что бежать ей здесь некуда, замерла, слыша, как в груди исступленно бьется сердце. Будто прикованная к незнакомцам взглядом, следила она за тем, как тьма, которую они олицетворяли, все ближе подбирается к дому. Назвать этих существ людьми у нее язык не поворачивался. Воображение, подхлестнутое непонятным волнением, рисовало перед глазами голодных хищников. Охотников, безжалостно идущих по следу.