Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ариэль одной рукой обнял её по-братски за плечи. Прижавшись к нему, Фурия задышала легче: вдох-выдох, вдох-выдох, пока удушье окончательно не отпустило.
– Это моя вина, – сказала она срывающимся голосом. – Если всё вдруг разом переменится, я должна нести за это ответственность. Ведь это с моей лёгкой руки Зибенштерн решил написать сказку об Изиде. Я всё… запутала, – выдавила она беспомощно, хотя по звучанию это походило скорее на беспорядок в детской, чем на хаос, в который она, вероятно, ввергла мир.
– Не морочь себе голову, – успокоил её Ариэль. – Ты поступила правильно и для Изиды, и для всех вас. Никто и подумать не мог, что это повлечёт за собой какие-то последствия. – Его волосы и кожа пахли летним дождём, крупные капли которого в предвечерний час на пыли дорог рисуют круги.
– Но ты бы меня остановил, если бы я вовремя обратилась к тебе за советом, – сказала она.
– Я не претендую быть мерилом всех вещей, Фурия. Или же силой, которая всех объединяет. Решение остаться здесь принимаете вы, каждый из вас.
Её взгляд скользнул по площадке перед крыльцом и упал на экслибра, выпалывающего сорняки на свекольной грядке. Ещё один экслибр наседал косой Вэкфорда на высокую траву. Ариэль и прав, и не прав одновременно. Сопротивление важнее каждого в отдельности, включая и самого Ариэля, потому что за сопротивлением стоит общая идея, дающая надежду на жизнь без гнёта, на свободное будущее. Всегда все взоры устремлялись на Ариэля, потому что он, как никто другой, давал надежду, что мечты могут стать реальностью.
За распахнутыми дверями холла, позади Ариэля и Фурии, послышалась тяжёлая поступь. Шаги остановились, затем кто-то громко и нарочито откашлялся.
Ариэль отдёрнул руку, Фурия обернулась: в дверях стоял верзила с крестом, едва пролезавшим в помещение. У колосса были светлые волосы до плеч, кустистые серые бакенбарды и такая загорелая кожа, словно верзила большую часть жизни провёл под палящими лучами солнца. Фурия знала этого экслибра, но никогда не имела с ним дела и не могла припомнить его имени.
– Мэм, – обратился он коротко, по-военному отдавая ей честь двумя пальцами к виску, – вот он я, стало быть.
«„Мэм?“ Что это он себе удумал? Что они в Додж-Сити[18], что ли?» – удивилась Фурия.
– Ну конечно! – Ариэль ударил себя в лоб и заулыбался. – Ты только что меня спрашивала, зачем я тебя разыскивал. Вот!
Ей показалось, что лучше было бы подняться с лестницы, потому что сейчас произойдёт нечто, что, вероятно, приведёт её в ярость. При этом она совсем не хотела говорить с субъектом, который называл её «мэм».
– Пасьянс[19], мэм, – это моё имя. – Светловолосый исполин сунул большие пальцы за пояс.
Фурия поняла, почему его одеяние показалось ей знакомым, – на нём была пепельно-серая униформа конфедерата – солдата южных штатов времён Гражданской войны в США[20]. О конфедератах Фурия знала из старых фильмов и пары книг с иллюстрациями и была уверена, что не ошибается. Этот Пасьянс был солдатом армии южных штатов, которую в девятнадцатом веке разбили армии союзников. Многие экслибры привязаны к той одежде, в которой они выпали из своих книг; часто она оставалась единственным звеном, связующим экслибра с его происхождением.
Ариэль поднялся со ступенек:
– Я хотел, чтобы вы познакомились.
Фурия тоже встала, ещё несколько неуверенно держась на ногах, и кивнула Пасьянсу:
– Хэлло! – И Ариэлю: – Что это значит?
– Ваш новый телохранитель, – объявил колосс, – имя – Пасьянс.
– Я расслышала. Но с этим «телохранением», должно быть, какая-то ошибка. – Она впервые пожелала, чтобы Ариэль прочёл её мысли, не то ей придётся опять высказать все проклятия, которые вертелись у неё на языке.
Чёртов телохранитель?!
– Это наверняка недоразумение, – сказала она. – Не иначе.
Из кармана Фурии навстречу новобранцу вылез клюв сердечной книги.
– Телохранитель у неё уже имеется! И с мозгами!
Пасьянс беспомощно переминался с ноги на ногу.
– Но у тебя нет мускулов, – привёл он свой аргумент, – а мозгов у тебя всего-то с грецкий орех.
– Фурия, – произнёс Ариэль тоном, которым он, как правило, улаживал споры. При этом она ещё даже не начала спорить. – После всего случившегося нам стоит признать, что положение может внезапно снова стать опасным. Даже здесь, в долине. Если Арбогаст или Академия пришлют сюда гвардию, может, даже агентов, тогда нам бы надо…
– Никакие телохранители мне не нужны.
– Только я! – крикнула петушиная книга.
Ариэль пропустил замечание книжки мимо ушей:
– Он был бы для тебя не лишним уже в Либрополисе, судя по тому, как там развивались события.
– Но зачем он мне? Я не важнее, чем кто бы то ни было.
– Ты – из Розенкрейцев.
– Так же, как и Пип.
– Но твой брат не библиомант. В вашей семье ты – последняя.
По глазам его она определила, что это ещё не всё.
– Это из-за Зибенштерна, – процедила она шёпотом.
Ариэль с тихим вздохом кивнул.
– Тот факт, что мы друг с другом переписывались, не делает меня…
– Вы переписывались на расстоянии двухсот лет. Ты помешала ему разрушить мир библиомантики. И ты была той… – Он на секунду замолчал, потому что знал, что сейчас ему ни в коем случае нельзя было сказать что-то не то. – Кто его вдохновляла. Ты – часть его творения и одновременно его основание. Он вообще создал библиомантику лишь потому, что ты ему поведала о ней из будущего.
– Я не была его музой, Ариэль! – Она беспомощно сжала кулаки, ведь он взваливал на неё ещё бо́льшую ответственность. Кое в чём она готова была признать свою вину, но всё же не во всём. – Чёрт побери!
– Здесь речь не о вине, – увещевал он, – а о твоей безопасности.
Пасьянс опять откашлялся:
– А здесь я профессионал…
Фурия повернулась к нему:
– И неплохой, правда.
Выходя к ним из холла на улицу, Пасьянс инстинктивно втянул голову в плечи. Едва откинулись фалды его сюртука, она увидела два старинных револьвера, прикреплённых к поясу. Для Фурии было новостью, что в резиденции носили оружие, как в каком-нибудь изысканном салоне в Рио-Гранде.