– Я был большим даже будучи маленьким. То есть больше, чем остальные. И сильнее.

Пип уселся в ногах кровати.

– Это, наверное, здо́рово.

– Это было ужасно. Потому-то меня и призвали в армию, когда мне стукнуло тринадцать. Мои друзья могли остаться дома, по крайней мере на пару лет, а на меня натянули униформу, сунули в руку саблю и ружьё и стали натравливать на врага. Навидался всякого ещё подростком, а в паре заварушек чуть не погиб. Вначале меня кто-то постоянно брал за шкирку и вынимал из тисков смерти, а потом было с точностью до наоборот.

В полутьме Пип рассматривал великана-южанина. Его длинные светлые волосы слегка поредели, а до того на свету Пип приметил мелкие рубцы, испещрявшие его правую щеку. «Чёрный порох, – подумал он, – от какого-нибудь старомодного ружья». Об этом он как-то читал, в «Зверобое»[24], кажется, а может, в «Острове сокровищ», одной из любимых книг Фурии.

– По-моему, здо́рово, что Ариэль тебя назначил телохранителем Фурии, – сказал Пип. – Кто-нибудь вроде тебя ей может очень пригодиться. Кто-нибудь, кто ей поможет, если запахнет жареным.

Пасьянс сел по стойке «смирно»:

– Это я могу. И за тобой послежу, обещаю.

Пип хотел что-то возразить, как вдруг послышался робкий стук в дверь. Войдя, они её не защёлкнули, и теперь дверь от чьего-то прикосновения поддалась с тихим скрипом. Пасьянс вскочил: в светлом прямоугольнике входа стояла хрупкая фигурка. Сделав шаг назад, он вытянулся по стойке «смирно», словно был на линейке перед казармой.

– Молли? – прошептал он.

– Здравствуй, Нассандра, – приветствовал Пип.

Тоненькая девочка в дверях осторожно шагнула в комнату, но едва Пасьянс, как в трансе, протянул руку, заметалась и выбежала обратно в коридор, не произнеся ни слова.

– Нассандра! – воскликнул Пип. – Подожди!

Он встал со вздохом и, дав Пасьянсу знак не шевелиться, поспешил к двери. Пип был уже у выхода, когда две узенькие белые ручки уцепились за косяк и из-за него показалось фарфоровое личико с огромными испуганными глазами.

– Эй! – окликнул её Пип. – Это я. А это наш друг. Он теперь присматривает за моей сестрой. Его зовут Пасьянс. Вы вроде бы знакомы?

Головка Нассандры дёрнулась обратно, но через две секунды показалась снова. Её глаза были в два раза больше, чем глаза обычного человека.

– Не надо его бояться, – успокаивал её Пип. – Он большой, очень сильный, настоящий герой. – Он бросил взгляд через плечо и подмигнул южанину: – Это Нассанра. Каллиста[25].

Пасьянс всё ещё стоял как вкопанный, словно его застигла молния.

– Пасьянс? – Пип заметил, что здоровяк его совсем не слышал. Раскрыв рот, Пасьянс во все глаза смотрел на девочку, а правой рукой крепко сжимал край униформы. – Он не всегда такой. По крайней мере, насколько мне известно, – пояснил Пип Нассандре.

Босиком и на цыпочках, словно балерина, она медленно вошла в комнату, всё ещё держась руками за дверной косяк. На ней было короткое летнее платье, такое же светлое, как и её гладкие волосы. С обнажёнными руками и ногами, с белоснежной кожей молодой берёзки, испещрённой призрачными литерами, стояла она, хрупкая, как стекло, легонько балансируя на кончиках пальцев, чтобы в случае тревоги одним прыжком оказаться в безопасности. Она напоминала оленёнка, который никак не мог решить, стоит ли ему спастись бегством или принюхаться к охотнику.

Пасьянс сделал вдох:

– На мгновение мне показалось…

– Что? – спросил Пип.

– Моя Молли. Я думал… Длинные волосы, фигура… – Он откашлялся, что заставило Нассандру опять отдёрнуться, а потом отдал честь: – Прошу прощения, барышня. Ошибочка вышла. Издалека мы уже видались, хотя я ни разу не имел счастья, то бишь чести, с вами беседовать.

Пип закатил глаза.

Не успела Изида полгода назад открыть ворота между Лесом мёртвых книг и библиотекой резиденции, как экслибры безрассудно хлынули в библиотеку, спасаясь от ищеек Академии, не прихватив из вещей ничего, кроме того, что было на них надето. Каллиста проскользнула, пока закрывались ворота. Когда в Лесу хоронили разорванную петушиную книгу, из неё вырастало дерево; если же речь шла о сердечной книге библиоманта, то из неё рождался каллист или каллиста, идеализированный слепок её прежнего владельца. Днём каллисты бродили по Лесу в обличии людей, а ночью превращались в деревья, похожие на берёзы, незаметно укореняясь в подлеске до восхода солнца. Их кожу покрывали строки из книг, которыми они некогда были, а уделом их была немота, по крайней мере, никто никогда не слышал, чтобы они произнесли хотя бы слово. Ариэль окрестил каллисту Нассандрой после того, как она последовала за экслибрами в резиденцию.

Изида внесла было предложение отправить Нассандру обратно, но та отказалась и с тех пор целыми днями пропадала в долине. Её видели то в парке, то – гораздо реже – в доме. Большинству она ни разу не попадалась на глаза и лишь немногим позволяла к себе приблизиться на несколько шагов. Пип встречал её сегодня уже в пятый раз.

Никто не знал, что привело Нассандру в резиденцию. По ночам каллисты вытягивали питательные вещества корнями из почвы, иными словами, голод не мог послужить этому причиной. Некоторые видели, как она украдкой скользит по коридорам, пока наконец Пип не обнаружил её в комнате у Замзы. Время от времени Нассандра сюда наведывалась, молча сидела рядом с вредителем, а спустя некоторое время вновь исчезала. На третий раз Пипу удалось убедить её не сбегать, и с тех пор она терпела его присутствие рядом с собой.

Пасьянс всё ещё не трогался с места. Каллиста вошла в комнату – пёрышко, лёгкое, как дымка, лишь случайно принявшее облик молоденькой девушки. Это платьице Фурия носила лет в двенадцать-тринадцать, а на Нассандре оно сидело как влитое. И тем не менее никому бы и в голову не пришло увидеть в ней дитя. Уж слишком мудро глядели её огромные глаза, а манера держать себя вызывала слишком большое благоговение. Даже Ариэлю не под силу было определить её возраст, ведь как только каллисты вырастали из сердечной книги, они больше не менялись. Ей могло быть и двадцать лет, а могло и двести, и намного больше.

Пип посторонился, чтобы она могла подойти к постели вредителя-меланхолика. Её мраморная кожа улавливала любое, даже совсем слабое мерцание и отражала его, словно лунный свет.

Она проскользнула к Замзе и положила ему руку на туловище. Шесть ножек вредителя расслабленно откинулись, так что теперь он являл собой нечто похожее на чёрную звезду. Тихое посвистывание заслышалось из его пасти. Пип решил, что так каллиста на чуть-чуть убавляет печаль Замзы и таинственным образом вселяет в него волю к жизни.