Теперь, когда правда выплыла наружу и занятия отменили, мадам Дюре, профессор Фарли и Жюль больше не считают нужным ужинать с нами по вечерам. Теперь мы сидим в столовой одни – я, Сэнди и Рут. Хотя, надо сказать, мы теперь тоже там редко появляемся – из-за соседства с призраками у нас совсем пропал аппетит. Да и проще зайти на кухню и по-быстрому приготовить себе бутерброд, чем давиться кулинарными «изысками» Лукреции. Мы много гуляем и были бы рады вообще не заходить в дом, но холод и дождь загоняют нас внутрь.

Линду мы почти не видим. Я знаю, что она рисует: профессор Фарли время от времени заглядывает к ней в комнату и относит в кабинет мадам новые картины. Понятия не имею, что они делают с ними потом. Наверное, продают, как продали Вермеера. Подозреваю, что именно так мадам Дюре добыла деньги на покупку и восстановление Блэквуда. Случайно «отыскала» неизвестную рукопись Хемингуэя, неизданного Киплинга, новую пьесу Шопена… Вдруг прямо сейчас она пытается продать кому-нибудь Шуберта в моем исполнении?

Если бы я только смогла добраться до телефона у нее в кабинете… Я столько раз представляла, как набираю твой номер, что иногда мне кажется, будто я и в самом деле тебе позвонила. Я пишу его пальцем в пыли (поверь, на моем шкафу ее скопилось немало) и даже здесь на полях написала несколько раз. Наверное, я бы смогла позвонить тебе даже во сне – вот только мадам никогда не забывает закрыть кабинет.

Линду они тоже заперли: «чтобы не отвлекалась», объяснила мадам. Ключ директриса держит при себе и отдает только Лукреции, когда та носит Линде еду. Мы с Сэнди иногда караулим возле комнаты и пытаемся с ней поговорить, но Линда не отвечает. Мне кажется, если бы Рут пришла, то смогла бы до нее докричаться. Они же раньше были подругами. Но Рут согласна с мадам: она тоже считает, что работа Линды слишком важна и нам не стоит отвлекать ее глупыми разговорами.

Сэнди и я стараемся держаться подальше от Рут. В последнее время она стала слишком похожа на мадам Дюре. Рут приняла происходящее и чувствует себя, как рыба в воде. Трудно поверить, но у нее горят глаза от восторга, она все время таскает с собой блокнот, чтобы не упустить ни одной идеи. Я как-то заглянула в него, но ничего не поняла. Цифры, странные символы, диаграммы… Рут, видимо, в этом разбирается.

Но я не могу смириться с тем, что делает с нами Блэквуд! И я выберусь отсюда, так или иначе, я выберусь отсюда.

Кит

Кит сложила письмо, сунула его в карман джинсов и вышла из комнаты. Она даже не потрудилась закрыть дверь – знала, что это бесполезно. На зеркало в конце коридора Кит тоже старалась не смотреть, поскольку не знала, кого увидит в отражении.

Спустившись на первый этаж, она на цыпочках подошла к кабинету мадам и попробовала повернуть ручку. Та не поддалась. «Когда-нибудь дверь откроется, – подумала Кит. – Не может же она всегда держать ее запертой! Когда-нибудь она отвлечется и забудет про ключ, и тогда меня уже никто не остановит. Нужно только подождать».

Дверь гостиной была распахнута настежь; в камине потрескивал огонь, а Лукреция старательно вытирала пыль с полок. Кит постояла на пороге, но в комнату не вошла. Она чувствовала, что от разговоров с Лукрецией толку не будет. Девушка не знала, понимает ли старая служанка семьи Дюре, что происходит в Блэквуде, но была уверена, что та никогда не пойдет против своей хозяйки.

Кит развернулась и направилась к музыкальному классу. Из-за двери доносились звуки фортепиано. Послушав пару секунд, Кит вошла без стука. Жюль сидел за инструментом и тихо играл что-то для себя. Когда дверь открылась, он повернулся, чтобы посмотреть, кто вошел. В этот раз он не злился из-за того, что его побеспокоили.

– Привет, – негромко сказал он.

– Привет, – Кит смотрела на Жюля и не понимала, как он мог казаться ей привлекательным. Сын был так похож на мать, а она теперь ненавидела их обоих. – Что играешь? Шуберта? – язвительно спросила она.

– Кит, прошу, не надо. Я не хочу, чтобы мы были врагами. Ты мне нравишься, с самого начала нравилась. И я очень хочу, чтобы ты меня поняла.

– Что именно поняла? – холодно поинтересовалась Кит.

– Поняла, что я не преступник. Ты хочешь, чтобы я чувствовал себя виноватым, но это несправедливо. У моей матери дар. Она дала тебе шанс принести в этот мир прекрасную музыку. Честно говоря, я не понимаю, почему ты злишься.

– Почему я злюсь? – от такой наглости у Кит перехватило дыхание. – Скажи, пожалуйста, а как бы ты себя чувствовал, если бы твой мозг использовали мертвые люди? Кстати, раз уж об этом зашла речь! А почему ты не принимаешь в этом непосредственного участия? Неужели твой мозг не подходит под описание «юный и чистый»? Или ты не прошел тесты своей матери?

– Как видишь, нет, – сердито отозвался Жюль. – В противном случае она непременно бы включила меня в эксперимент. Проблема в том, что не все могут устанавливать связь. Тебе повезло.

– Не говори так, – огрызнулась Кит. – Называй это как угодно, только не везением. Жюль, я хочу тебя кое о чем спросить. Что случилось с другими школами твоей матери? Теми, что она открыла в Англии и во Франции? И с девочками, которые там учились? Почему мадам Дюре уехала в Америку?

– Не знаю, – пожал плечами Жюль. – Я никогда не задавался этим вопросом.

– Но как ты можешь не знать? – Кит почувствовала, что возмущение прорывается наружу, и постаралась взять себя в руки. – Ты же был там, когда это случилось.

– Нет, – ответил Жюль. – Я учился в консерватории, я же рассказывал. А в школы я приезжал только на каникулах, когда они были закрыты. И не слишком интересовался маминой работой. Я тогда еще не знал, чем именно она занимается.

– Ты не знал, что твоя мать медиум? – нахмурилась Кит.

– Я знал, что она обладает сверхъестественными способностями, – уточнил Жюль, – но у меня и мысли не возникало, что она использует своих учениц. И уж тем более я не думал, что она помогает умершим гениям вернуться в наш мир. Мама рассказала мне об этом после закрытия школы в Англии, перед тем как мы перебрались сюда. Она подумала, что, узнав обо всем, я соглашусь работать в Блэквуде. И не ошиблась, – усмехнулся Жюль.

– То есть ты знал, на что идешь? Скажи, пожалуйста, ты доволен? Только честно. Ты не видишь, что творится с Линдой, с Сэнди, со мной? Тебя это устраивает?

– Кит, ты просто еще не привыкла, – мягко сказал Жюль. – Согласен, ты сейчас не в лучшей форме, но в этом есть и твоя вина, согласись? Ты сопротивляешься и тем самым изматываешь себя, физически и духовно. И отвечая на твой вопрос: нет, меня не устраивает то, что с тобой происходит. На тебя и в самом деле страшно смотреть. Но если ты смиришься с происходящим, тебе сразу станет лучше.

– Ты сам-то слышишь, что говоришь? – в отчаянии закричала Кит, чувствуя, как к глазам подступают слезы. – Жюль, если я действительно тебе нравлюсь, если ты мой друг, помоги мне. Помоги нам выбраться отсюда!

– Нет, – покачал головой Жюль. – И ты знаешь почему. Это все разрушит.