И к осени возвращается в Стамбул.

В столице его ждет первый имперский заказ. Это новая и отныне единственная жена Сулеймана, «русская рыжая ведьма Роксолана» (так ее называют в народе) приказывает выстроить в городе небольшую мечеть и медресе, где бы она вместе с другими правоверными женщинами могла предаваться молитве и чтению.

Мечеть, медресе и лечебница появились на всхолмии между Мраморным морем, Вторым и Четвертым холмами, как раз напротив базара невольниц, где в свое время мать Сулеймана Хафса-Хатун купила деву славянских кровей, и подарила сыну, как водится, на первую после поста ночь.

Отсюда и выбор места.

Теперь эта дева возлежит на носилках и смотрит сквозь полог. Ее несут через ипподром, откуда во вторую после смерти Ибрагима ночь бесследно исчезли греческие боги, и улыбается, потому что знает, как и куда они исчезли. Оглядывается на запад, где на склонах холма стоял Старый дворец, она закрывает глаза, ибо провела в его гареме годы одиночества, которые не воротишь. Но ее султан это ее победа, а значит и город, и будущее империи тоже отчасти принадлежат ей.

Она смотрит в сторону моря и решает, что здесь хорошо построить бани.

И что если новый архитектор справится с первым заказом, можно и эту работу поручить ему.

Они появляются на стройке неожиданно и рабочие падают ниц, поскольку никому неизвестно, кто скрывается за пологом.

Отодвинув ткань, она видит архитектора, который сам, чтобы не ударить в грязь лицом, вымеряет арки айвана.

И на ее тонких губах снова улыбка.

После смерти Ибрагима дела Синана как-то особенно быстро пошли в гору. За несколько лет он построил десятки мечетей и караван-сараев по обе стороны Босфора, а также в богатых городах провинции Эрзерум и Конья.

На деньги от первых заказов он купил небольшой участок земли в Новых садах, над которыми еще вчера стоял Старый дворец, неожиданно выгоревший дотла вместе с обитателями гарема.

На этой земле Синан выстроил большой дом, поскольку жена, которой не было и пятнадцати лет, когда он выкупил ее на том же Аврат-базаре, уже родила ему Мехмеда и Мустафу, и трех дочерей – тоже родила. А тут еще племянники из Кайсери, и нужно много места под одной крышей, чтобы жить вместе.

На Третьем холме, где стоял Старый дворец, Синан хотел выстроить большую пятничную мечеть, чей блеск и величие затмили бы все, что построил до этого времени. Но султан, из чьей казны только и можно было оплатить такую стройку, не спешил делать заказ. Чуть ниже на западной стороне холма уже появилась искусная мечеть принца Мехмеда, строгая и симметричная, выстроенная памяти сына Сулеймана, умершего от оспы. Сам же султан тянул время, приглядываясь, как живет во блеске славы тот, кто еще вчера служил в янычарах.

Ведь и визирь Ибрагим купался в золоте и славе много лет, однако лишился жизни в одночасье через рассечение шейных артерий, и могила его неизвестна.

Синан стал придворным архитектором на пятом десятке. Долгая жизнь при дворе учит умного соблюдать меру в том, как держать себя перед лицом верховной власти, когда стоишь на полногтя от ее источника.

Знал это Сулейман, и Синан знал тоже.

Но строительство главной мечети Стамбула началось только в мае 1550 года.

64.

Два года ушло на выравнивание склона и закладку фундамента. Все это время Синан проводил в разъездах, чтобы султан не имел возможности торопить архитектора. А уже через семь лет строительство одной из колоссальнейших мечетей Стамбула было закончено. Темпы особенно поразили европейских путешественников. Поскольку в Европе на возведение аналогичного сооружения тратились века. Конечно, главную роль играли неограниченные финансовые субсидии султана и огромная армия наемных работников. Но секрет еще и в том, что на исламской стройплощадке всегда царило разделение труда, когда каждый занимается только своим, «узкоспециальным», делом.

Известняк для стен и гранит на колонны вырубали на островах Мраморного моря, куда Синан ездил сам и выбирал, что нужно в дело.

В мастерских города тем временем лепили и обжигали тысячи легчайших кирпичей, которые пойдут на купола мечети, а из провинции шли и шли наниматься на службу сотни армян, ибо кто знает лучше армянина толк в искусстве камня? Поэтому и шли.

Вечерами, если случалось, что султан и его архитектор оказывались в городе, они встречались. Встреча происходила не во дворце, как принято, а в мастерских района Вефа, где работала артель Синана, и сам архитектор сидел над чертежами.

Поскольку язык инженера неведом султану, мастера Синана делают из дерева миниатюрную модель мечети с куполами и минаретами, воротами и фонтаном для омовений посреди двора. Они подводят к игрушечному фонтану воду, которая бьет в тот момент, когда Синан показывает модель своему господину, и тот восхищенно качает головой.

65.

На чертеже видно, что мечеть в плане повторяет Святую Софию, но также и то, как Синан, используя чужой замысел, переосмысляет работу греческих мастеров.

Между мечетью Сулеймана и Святой Софией одна миля пешком по городу и тысяча лет, если мыслить архитектуру во времени. Но нет более близких сооружений, чем те, чьи купола, как тарелки, висят над Стамбулом.

Оба выстроены в эпоху расцвета империй при царях, желавших в камне воздать должное премудрой воле Всевышнего.

Оба несут купола величины невиданной, выражая небеса необозримые, но распростертые над каждым, кто жив на земле под властью султана ли, императора.

И, наконец, в истории каждого имеется женщина, Феодора жена Юстиниана, и Роксолана, супруга султана. Это их невидимая воля присутствует отныне во всех, включая градостроительные, свершениях монархов.

История купола знает римские времена, но каменщики той империи помещали свод на цилиндрическую, то есть круглую в плане, основу. Наоборот, греческие мастера Исидор и Артемий взяли за основу азиатский план, то есть решили утвердить великий свод на кубе или, словам философа, «вписать небесный круг в квадрат земной юдоли» согласно пропорциям золотого сечения с погрешностью всего в четыре доли.

Но просчет был все же допущен, и случилось это в делах инженерных по части сопротивления материалов, науки которой в том веке еще не имелось.

Стены собора отличались невиданной прочностью. В шурфы, устроенные внутри них, заливался свинец, а в раствор, увязывающий кирпичи и камни, добавлялись толченые кости святых, то есть кальций, который (вместе со Святым Духом) соединяет прочнее прочного.

Однако вскоре после завершения строительства не выдержал и дал трещину фундамент и великий купол рухнул на землю, погребая под обломками тысячи верующих.

Купол восстановили, но собор продолжал разрушаться. Гранитные колонны «оплывали» под тяжестью галерей, а стены трескались и оседали, не выдерживая массы центрального купола. Век за веком собор незаметно сползал со скальной платформы, угрожая рухнуть на кварталы Константинополя, а потом и Стамбула.