— Вас прислал хозяин, Альдо Гримальди? — глупо спросила я. Мозг все еще отказывался верить в происходящее. Мы сидели на снегу, голова сноубордистки лежала у меня на коленях.

Другой громила внимательно оглядел «норвежку», тронул носком ботинка импровизированную шину, сделанную из сломанного сноуборда. Я все еще не понимала. Мне казалось, телохранитель примеривается, как лучше транспортировать пострадавшую.

В ту же секунду один охранник схватил меня за ворот куртки и поднял на ноги, точно я была куклой. Я попыталась провести прием, чтобы освободиться. Но все было бесполезно. Измотанная долгим подъемом, я не смогла оказать сопротивления. Амбал прижал меня к себе и локтем придавил мне горло. Я дернулась и ударила локтем в лицо охранника, но рукав куртки смягчил удар. Мужчина лишь сильнее сдавил мне шею. Самое ужасное, что я понимала, что происходит. Он не пытался задушить меня, иначе давил бы на трахею. Амбал пережимал мне сонную артерию, а значит, ему нужно было отключить меня. И я ничего не могла сделать. Только смотреть гаснущим взглядом, как второй из телохранителей русского миллионера подошел, неторопливо, тщательно прицелился — и выстрелил Инге прямо в голову.

Я очнулась. Мне было тепло и уютно. Ничего вроде бы не болело. Может быть, я уже померла?

Тем более что я лежала на деревянном столе, точно покойник, приготовленный к последнему прощанию, и была укрыта чьей-то сухой и чистой курткой.

Распахнув глаза, увидела прямо над собой деревянный потолок, потемневшие от времени балки с коваными светильниками, свисавшими на цепях. Светильники выглядели знакомо. Кажется, я каким-то образом вернулась в «Шварцберг».

Я пошевелилась и поняла, что погорячилась, приняв временную отключку за полную нирвану. Болело все — мышцы ног, которым пришлось одолеть подъем в несколько километров, спина, натруженная непосильной ношей, руки и еще почему-то шея. Вот на этом месте я все вспомнила. Последнее, что сохранило мое гаснущее сознание, — это выстрел, вдребезги разнесший голову Инги Яковлевой.

Сделав невероятное усилие, я рыком сбросила тело со стола и вскочила, готовая драться и дорого продать свою жизнь. Но драться было не с кем. Пока, насколько я поняла.

Я находилась в столовой «Шварцберга». Судя по плотной синеве за окном, я была без сознания не меньше часа. Значит, мое бесчувственное тело доставили сюда и бросили за ненадобностью. В помещении было жарко натоплено, поэтому я сбросила с себя чужую куртку и осталась в термобелье и босиком. Кто-то предусмотрительно снял с меня всю одежду.

Почти все лампы были погашены, и в длинном помещении царил полумрак. Я обернулась и обнаружила, что в столовой я не одна. Почти все постояльцы «Шварцберга» были здесь — сидели на полу, напуганные и молчаливые, напоминая сбившихся в кучу овец, спрятавшихся от грозы.

— Добрый вечер, — несколько невпопад приветствовал меня хозяин отеля. Альдо Гримальди сидел чуть в стороне от остальных. Рядом с ним скорчился на полу Леон. Подросток всхлипывал и размазывал по лицу слезы. Хоть бы кто сжалился и дал бедняге носовой платок!

Видимо, усвоенная за долгие годы владения отелем вежливость настолько плотно въелась в душу Альдо, что даже сейчас, в критических обстоятельствах, он не мог не поздороваться с гостем.

Но я не собиралась участвовать в этом фарсе — нам сейчас не до вежливости. Я поискала глазами наиболее вменяемого человека. Вот, синьора Фаринелли вполне подойдет. Оперная дива так же, как все, сидела на полу, но удивительным образом продолжала сохранять достоинство и царственную осанку. К певице я и обратилась с самым важным на данный момент вопросом:

— Сколько их?

Тильда Фаринелли ответила мне вместо матери:

— Вам лучше лечь. Вас принесли в очень плохом состоянии, вам нужен покой!

— Со мной все нормально, — отрезала я. — Так сколько их?

— Сядьте, прошу вас! — вступил в разговор хозяин. — Умоляю, не надо их раздражать! Они слушают все наши разговоры и постоянно за нами наблюдают.

Ого, не прошло и двух часов, как гости «Шварцберга» оказались в заложниках, а уже начали играть по правилам! Их воля сломлена, сопротивление подавлено. Надо же, как быстро амбалы этого добились! Вот что значит профессионалы!

— Их только двое, да? Это охранники русского?

Мой вопрос был адресован любому, кто осмелится на него ответить. Сильвана Фаринелли оказалась храбрее прочих и кивнула — правда, едва заметно.

Я окинула взглядом заложников. Кроме певицы с дочкой и хозяина с племянником, здесь были сестры Вострецовы и неразлучная троица арийцев. У одного было разбито лицо — видимо, пытался оказать сопротивление. Н-да, негусто. С такой армией много не повоюешь. Но я все-таки попробую.

Если вы откроете памятку «как вести себя, если вы стали жертвой теракта или вас захватили в заложники», то пунктом первым будет значиться «Не провоцировать». Не смотрите террористам в глаза — даже взгляд иногда может быть воспринят как агрессия. Не пытайтесь напасть на захватчиков и отобрать оружие, если не обладаете специальными навыками. И даже если обладаете — вот как я, к примеру, все равно не пытайтесь. В одиночку вам не справиться, а нападение может спровоцировать стрельбу, и тогда неизбежны жертвы среди заложников. Не оскорбляйте террористов, не осуждайте их религию или поступки — если не хотите стать мучеником за веру. Не разговаривайте с ними. Вы ничего не добьетесь, переговорами должны заниматься специально обученные люди. Не плачьте и не кричите, как бы больно и страшно вам ни было — вас могут убить только для того, чтобы вы наконец заткнулись.

В общем, все рекомендации подобного рода направлены на то, чтобы дать вам шанс уцелеть, остаться в живых. А свести все эти инструкции можно к одной фразе: сидите тихо и не мешайте профессионалам делать свою работу!

Но у нас есть одна проблема. Никто не придет нас спасать.

Доплер знает, что Анна Сольвейг Кристиансен была агентом Интерпола. Он догадывается, что в тот момент, когда его подручные вывели из строя подъемник, он словно бы дал сигнальную ракету в небо. Знает, что агенты Интерпола где-то близко, что они взяли его в кольцо, как волка, когда его во время охоты обкладывают красными флажками. А это значит, что у нас очень мало времени.

Думаю, мы располагаем приблизительно двенадцатью часами, что остаются от этой минуты до рассвета.

Конечно, Доплер — если он действительно так крут, как описывала Инга, — ни за что не станет загонять себя на вершину какой-то захолустной горы, в маленький отель, точно крыса в ловушку. Значит, у него должен быть вариант отхода. Такой тип обязательно отсюда выберется. Чего нельзя сказать о нас, постояльцах «Шварцберга», которым просто не повезло оказаться в одно время и в одном месте с крупным международным преступником.

Скорее всего, никого из нас не оставят в живых. Никому из сидящих в этой комнате не увидеть завтрашнего утра. Эти люди, скучившиеся на деревянном полу, того не знают, они надеются, что если будут хорошими и послушными, если будут выполнять все приказы преступников, то те уйдут и оставят их в покое. Не оставят.