– Ему помогает Вера Ланд?

– Сам, все сам… В полном одиночестве. Думает, никто не знает… От бинокля не спрячешься! – И мадам погрозила в окно цейсовскими стеклами.

Оставался еще один вопрос, который следовало прояснить.

– Господин Хованский часто вас навещает? – спросил Ванзаров.

Мадам Рейсторм усмехнулась. Отчего могли бы побежать мурашки по спине. У менее стойкой натуры.

– Миша? Частенько. Как деньги кончатся, сразу бежит к тетке… А ты, Родион, уж постарайся: отправь Иошку на каторгу… Раз в полиции служишь… А уж за мной благодарность не станет…

Такой чести Ванзаров мог только поклониться.

– Сделаю, что смогу, – сказал он. – Но мне потребуется ваша помощь, Елизавета Марковна…

– Проси, что хочешь, ради такого дела…

Слишком многого Ванзарову было не надо. Он лишь хотел быть уверен: если в квартире Иртемьева случится нечто странное или неприятное, сразу сообщать ему. Мадам Рейсторм обещала, что не позволит Иошке в этот раз отвертеться. Будто дала честное пиратское слово.

Рында ударила набатом. В соседней квартире нервная дама уронила чашку.

– Нюська! Проводи гостя!

Когда в прихожей Ванзаров надевал пальто, горничная улыбнулась ему слишком невинно.

– И на мою помощь можете рассчитывать, господин Ванзаров, – сказала она, облизнув губку кончиком языка. – Все, что угодно… Зовите меня Нинель…

Ванзаров ничего не мог обещать столь ласковой и милой мадемуазель.

Неизбежное откладывалось. Изучив характер Адели Ионовны, Бурцов ждал депешу с раннего утра. Но ее не было. Это могло означать: Евзапия Паладино не назвала точного имени. Что было не так уж плохо. Зато пристав 3-го Казанского участка сообщил новость, которая привела следователя по особо важным делам в глухое отчаяние. Сверчков не был его родственником, но мальчика было жаль. Что сказать его отцу, который вложил все силы без остатка в чадо? И как он мог застрелиться? Что за причина? Долгие размышления не требовались: Бурцов знал виновника. И готов был разорвать его собственными руками.

Когда Ванзаров зашел в его кабинет, Бурцов не подал ему руки и кивком указал на стул.

– Как это произошло? – сухо спросил он.

– Сверчков грубо нарушил мое распоряжение, – ответил Ванзаров, готовый к тяжелому объяснению. – Ему было точно и однозначно сказано: не сметь являться на квартиру Иртемьева. Он ослушался.

Тяжелее всего, что чиновник не врал и говорил как есть. Если бы увиливал и оправдывался, Бурцов растерзал бы его. Словесно, разумеется. Но он говорил напрямик. Кого теперь винить?

– Какая разница, где пустить пулю в лоб…

Не следовало сейчас уточнять, куда вошла пуля. Потом узнает из протокола.

– Если решил свести счеты с жизнью, застрелился бы дома, – продолжил Бурцов. – Вы грубо отстранили его от дела?

Иногда лишние знания приводят к лишним печалям. Ванзаров не мог рассказать о сеансе гипноза: Бурцов неправильно понял бы и наверняка нашел бы причину в этом. Поминать предчувствия мадемуазель Люции тоже было неуместно.

– Я просил Сверчкова не появляться на спиритическом сеансе. Сомневаюсь, что ваш помощник, – Ванзаров сделал особое ударение на слове «ваш», – был столь раним, чтобы впасть в отчаяние от подобной мелочи. Сверчков был честен, не умел врать, немного наивен, у него было мало практического опыта. Он не был глуп. И совсем не истерическая барышня…

Бурцов не мог не согласиться. Если он взял в помощники, в будущем – правую руку, который стреляется от какой-то ерунды, то самому следователю грош цена. Не умеет выбирать людей. Слеп или наивен.

– Бедный мальчик… Мой бедный мальчик, – проговорил он, будто прощаясь.

Ванзарову показалось, что в уголке глаза Бурцова мелькнула слеза. Или глаз зачесался.

– Пристав сообщил, что смерть наступила во время спиритического сеанса, – примирительным тоном продолжил следователь.

– Совершенно верно. Я сидел от него на таком расстоянии… – Ванзаров вытянул левую руку.

– Как же не заметили и не остановили?

– В гостиной была полная темнота…

– Но звук выстрела вы не могли не слышать!

– Слышал… Все слышали. Выстрел и падение браунинга сочли за… звуковые спиритические явления.

Бурцов проверил, не посмел ли дерзкий чиновник шутить с ним. Ванзаров был крайне серьезен. И спокоен. Как сама истина. Следователь понимал, что должен что-то спрашивать, только не мог сообразить что. Он представил, как его помощник сидел мертвый в темноте минут сорок. Или сколько там длится сеанс… И никто не заметил…

– Откуда у Сверчкова браунинг?

– Предположительно купил перед сеансом… Установим сегодня.

Не в силах оставаться на месте, Бурцов прошелся по кабинету.

– Что вы об этом думаете? – наконец спросил он.

– Разрешите говорить напрямик, Александр Васильевич?

Бурцов сделал жест: дескать, и так говорите напрямик без всякого дозволения.

– Сверчкову помогли совершить самоубийство, – сказал Ванзаров, глядя на следователя не менее прямо, чем говорил.

– Какие основания?

– Он не помнил, что стрелял в этом кабинете. – Ванзаров довольно выразительно посмотрел на потолок.

– Не понимаю, какое это имеет отношение…

– Сверчков погиб при таких же обстоятельствах, как Серафима Иртемьева…

Бурцов ждал продолжения:

– Объяснитесь, Родион Георгиевич.

– Господин Лебедев непременно проверит, но я уверен: Сверчкова не поили каким-то специфическим веществом…

– Тогда что же?

– Когда мне было поручено это дело, вы сообщили, что Сверчков изучает возможности спиритизма для раскрытия преступлений. Затем выяснилось, что его цель – найти предполагаемого убийцу Серафимы Иртемьевой. После случившегося мне необходимо знать… – Ванзаров нарочно сделал паузу, чтобы Бурцов приготовился. – Что узнал Сверчков про опыты Иртемьева?

– Ничего, – поспешил ответить Бурцов. Но было поздно. То, что не должно было прозвучать, прозвучало безгласно. Как электрическая искра. Оба были слишком опытны, чтобы понять: один попал в точку, другой невольно выдал себя. Оставалось решить, что с этим теперь делать.

– Мне продолжать расследование? – спросил Ванзаров. Тем самая помогая следователю сохранить лицо и выпутаться из ловушки.

– Убийца должен быть найден, – ответил Бурцов и жестко отстучал пальцем по столу. Ответил, как опытный чиновник. – Но если найдете нечто, что покажется странным, не спешите вносить в протокол. Лучше не ведите их совсем… За это я вас извиню. Но любая странная информация не должна пройти мимо меня. А тем более утечь на сторону… Я достаточно ясно выразился, Родион Георгиевич?