— Только дернись, слышишь? — дико выпучив глаза, заорал Рагдуф, и голос его срывался в визг. — Мне терять нечего, понял?! Я дурак, я тетиву спущу на раз-два, пискнуть не успеешь!

— Да пристрелить их обоих, в самом деле… — проворчал кто-то, с отвращением сплюнув под ноги. — И вся, недолга, а то возись еще с ними, с засранцами…

Услышав это, Рагдуф чуть пошевелил кончиками пальцев, что удерживали натяг тетивы. То ли колебался, то ли просто был рад, что его мнение по поводу дальнейшей судьбы ненавистных штрафников разделяет кто-то еще. Ранхур чуть скосил глаз.

— Ну так? — степняк, как всегда невозмутимо, ждал знака. Несмотря на то, что в предыдущие дни ему здорово доставалось от обоих «засранцев», сейчас он не испытывал по отношению к ним ни злости, ни ярости. Чего никак нельзя было сказать о картографе центральной разведгруппы: он уже давно перешел в состояние того печально известного «красного» страха, который в отличие от страха «белого», заставляет не прятаться от опасности, а наоборот, бросаться на все то, что представляет хоть какую-то угрозу. И, несмотря на то, что «красный» страх породил множество смелых и славных подвигов, находящийся в таком состоянии становится опасен не только для врагов, но и для собственных товарищей, поскольку у него стерта грань между понятиями «свой» и «чужой». Пока мастер скважин лихорадочно соображал, как быть дальше, Рагдуф окончательно потерял терпение:

— Ну все, Горбаг! — взвизгнул он, и перекошенный рот застыл в судорожном оскале — Счастливого пути на…

Но несчастный мститель так и не успел ни закончить прощального напутствия, ни спустить тетиву, потому что в следующую секунду…

— А ну стоять всем!!! Стоять, я сказал!!!

Надсадный крик, переходящий в рев, подобно грому посередь ясного неба, и вправду вверг бойцов в недолгий ступор: высокий голос с легким узун-маулусским акцентом без труда узнал бы любой, хотя бы раз побывавший в Моргуле.

— Хасса… — обалдело выдохнул раненый Шадрук, и рука, висящая на поясном ремне как на перевязи, сама собой поползла вверх. Вот так новости…

Первым на сельскую площадь вылетел сам Дублук, за ним — и остальные.

— А ну прекратить немедля!

Самый молодой из трех моргульских командиров настроен был более чем решительно, металл в голосе чувствовался даже сквозь мягкость провинциального говора.

— А… — Рагдуф нехотя опустил трофейный анхур, но отчаянно дрожащие пальцы картографа продолжали удерживать стрелу за охвостье, готовясь в любой момент вновь перевести оружие в боевое положение. В полную противоположность ему, маленький степняк молча ослабил тугой натяг, и забросил анхур за спину столь же быстро и невозмутимо, как недавно и доставал: его всегда отличала аккуратность. Тем временем, северный десяток, со стремительностью селевого потока скатившийся в злосчастную долину, ловко вклинился в кольцо зрителей, окружавших место драки, оттирая Горбага и Радбуга в сторону. На перебранку ребята Дублука времени тратить не стали, просто связали опальному десятнику и его подпевале руки за спиной, добавив для острастки по шее: очевидно, вид двух бездыханных тел на земле явился более чем убедительным аргументом.

— Всем тихо! — бледный от волнения Дублук почти инстинктивно протянул вперед пустые ладони — жест мирных намерений, но тотчас же одернулся и холодно оглядел место происшествия и непосредственных участников оного. — Мулуг-сама… вас не затруднит ответить на несколько вопросов?

Картограф мелко кивнул костистым подбородком и, пошатываясь, подошел к разведчику.

Шара смотрела и не видела. Все, что происходило сейчас вокруг нее, казалось не более чем суетой каких-то плоских цветных существ на огненно-красной стене — суетой, лишенной смысла логики и эмоций.

— Шар…Шара…Эй! — воспользовавшийся временным отсутствием бдительного начальства, Хаграр протиснулся между стоящими и цапнул за плечо старую знакомую по Третьей Нурненской. Несколько раз окликнул по имени, потряс, и, не получив ответа, хлопнул по спине ближайшего бойца:

— Слышь, чего это с ней, а?

Тот тряхнул головой, словно лучник был на редкость назойливой мухой, мол, «почем я знаю?». Это не только не успокоило суматошного уроженца Бархут-Нурта, а встревожило еще больше, и он с удвоенной силой принялся трясти неподвижную и странно безучастную девушку.

— Эй, ну ты че, а? Не признала, что ли? Это ж я… — тут он демонстративно оттянул мочку левого уха, украшенную наконечником стрелы. — Оглохла, что ли? Эй…

Никакой реакции. Не дрогнули веки, не сузились зрачки — все тот же твердый остекленевший взгляд, все та же каменная неподвижность. И лишь когда Хаграр от избытка эмоций сгреб лучницу за грудки, намереваясь встряхнуть как следует, медленно поднявшаяся рука каким-то неловким деревянным движением заслонила ворот рубахи от настойчивых посягательств. С того момента как запылала деревня, это была вообще первая реакция девушки на внешний раздражитель.

— Да что за…

— Слышь ты, молодой… Отстань от девки! — грубовато, но дружелюбно посоветовал стрелку мастер скважин. — Стоит и пусть себе! Коль просто столбняк напал — так само скоро пройдет, а ежели в уме повредилась, так тут ты все равно не помощник… шамана надо. Оставь ее в покое.

Хаграр уже собирался ответить Маграту что-нибудь в меру едкое, но тут вернулся Дублук.

— Значит так! — положив руку на эфес, он хмуро оглядел бойцов. — Более-менее ситуация мне известна. Ввиду всех… хм… событий командование принимаю я. Времени мало, поэтому выполнять быстро, насколько возможно. Кто-нибудь один — пробегись еще раз по деревне, погляди, все прогорело как надо, иль нет. Мертвых — на волокуши, этих — он кивнул на мрачных и помятых пленников — трогать не сметь! Связать как следует, пойдут под конвоем до самого Моргула. Операцию вы провалили, так что сейчас остается только сохранить лицо и тихо вернуться на базу, ясно?

— И че теперь будет, а, дзарт-кхан? — прищурился мастер скважин, скрестив руки на груди и в упор глядя на молодого десятника. Моргулец отвел глаза.

— Очень надеюсь, что тарки ничего не заподозрят, во всяком случае, инсценировка пожара выглядит достаточно убедительно… По поводу самой разведоперации: сведения собрать все же удалось, то есть формально задача выполнена… — он помолчал немного. — А в остальном… решать не нам и не здесь. Уходим!

И вот ведь что удивительно — никто и не подумал спорить.

В полумраке огромного кабинета помятое бессонницей и волнениями лицо сотника Тхаруга более всего напоминало высохший гриб-дождевик, который также называют «духов табак». Однако несмотря на нелестное сравнение с безвольным полумертвым растением, держался сотник прямо и уверенно, что наводило на мысль об отличной выправке и убийственном самообладании. Прямой как струна хребет и вскинутый подбородок, сохранявшие свое горделивое положение в течение доброго часа, столь же идеально приличествовали бы почетному караулу у Южных Врат Луугбурза. Единственную