— Привет, — Костя приветливо улыбается и присаживается перед ним, чтобы быть на одном уровне. Его взгляд жадно скользит по лицу сына, словно он старается исследовать и запомнить каждую черточку. Тим при виде незнакомого мужчины шагает назад, не отпуская мою руку, и сводит брови на переносице, хмурясь совсем как его отец, когда злится или недоволен.

— Ты Тимур, верно? Меня зовут Костя.

— Ты плишол обижать маму? — сердито спрашивает малыш.

Растерянно моргаю и перевожу глаза на Тимура. Мне всегда казалось, что он еще очень маленький, что совсем ничего не понимает. Да и я старалась никогда не показывать, что что-то плохо или идет не так. Слышала, конечно, что дети все чувствуют, но не думала, что это может оказаться правдой.

— Нет. Совсем нет, — качает головой Лютый, не переставая едва заметно улыбаться, — Я хочу защитить ее и тебя.

— И мама не будет пакать?

— Больше нет.

Тим кивает, продолжая недружелюбно и с подозрением смотреть исподлобья на чужого для него мужчину.

— Поговорим? — предлагает Костя неожиданно, — В стороне, чтобы маму не втягивать в наши дела.

Я ни разу и подумать не могла, что меня можно удивить настолько, что я буду стоять с открытым ртом и следить за происходящим, не в силах выдавить хоть что-нибудь. Но я сейчас пребываю в таком шоке, что и звука произнести не удается. Только хлопаю глазами в прострации.

С серьезным видом Тимур кивает.

— Мама, ты подовди нас вдесь, — просит он, сам подходит к Косте и берет его за руку.

— Куда вы? — наконец получается выдавить у меня, когда Лютый поднимается, крепко держа ладошку сына.

— Нам надо поговорить. Не переживай, Соня, все будет в порядке, — ободряюще улыбается Костя.

И они уходят за дом. Оторопело провожаю их взглядом и не сразу решаюсь пойти следом. А когда выворачиваю из-за угла, вижу, что Лютый вместе с Тимом стоят на небольшом мостке, сооруженном у большого искусственного пруда, спиной ко мне. Отсюда не слышно, о чем они говорят, но я решаю не подходить ближе, а дать им немного времени. В конце концов, я сама никогда с духом не соберусь, чтобы рассказать ребенку правду.

Проходит, по-моему, целая вечность, прежде чем они возвращаются. Все это время я брожу, нервно кусая костяшки пальцев и поневоле прислушиваясь к происходящему. Я уже не нахожу себе места настолько, что срываюсь с места и сама шагаю навстречу. Тимур выглядит сосредоточенно-задумчивым, и мы обмениваемся с Лютым взглядами. Мне хочется спросить, что он такого сказал сыну, но не при Тиме же…

— Ты не проголодался? — спрашиваю, рассеянно взъерошивая волосы сына.

— Нет, — он мотает головой, — Я кашу ел у тети Тани!

Мы молча переглядываемся с Лютым, и он без труда читает немой вопрос в моих глазах. Качает головой с легкой улыбкой, молчаливо отвечая на него. Я еле сдерживаюсь, чтобы не стукнуть его по плечу. Что это, черт возьми, должно значить?! Он не сказал? Или Тим все принял как-то не так? Или принял? Что, боже ты мой, было?!

Но тут Тимур дергает меня за край платья, чтобы привлечь внимание и зовет:

— Мам…

— Что, мой хороший?

— А плавда, что этот дядя мой папа? — огорошивает Тим прямым вопросом.

Бросаю беглый взгляд на Лютого и выдавливаю:

— Это он тебе так сказал?

— Соня! — слегка повышает голос Костя.

— Что? Ну что?? — спрашиваю с вызовом, — Ему два годика всего лишь! Как мне сказать ему такое?!

— Так и скажи: вот твой родной папа, — сурово хмурясь, отрезает он.

— А папа Демид? — вклинивается в нашу перепалку Тим, и мы оба моментально остываем.

Не знаю, что сказать. Я действительно не знаю. Как можно ответить на этот вопрос, если неизвестно, каким будет будущее, когда Рокотов придет в себя? Но Лютый приходит мне на помощь и, присев на одно колено, заглядывает в глаза сына:

— А папа Демид просто был с тобой какое-то время, заменял меня, чтобы ты не чувствовал себя одиноко без папы.

— А где был ты? — продолжает допытываться Тим.

— Папа болел, — вставляю поспешно и тараторю, не давая Лютому меня перебить, — Он болел, а теперь поправился.

Костя бросает на меня недовольный взгляд, и я молча повожу плечами, делая большие глаза. А что еще сказать? Что я специально скрыла все, слушаясь приказов Клима? Такое точно ему не стоит знать.

— Но папа Демид велнется?

— Вернется, — явно пересилив себя, кивает Лютый.

Тимур задумчиво молчит, опустив голову, а у меня сердце кровью обливается. Он вообще не готов ко всем этим новостям, он еще совсем маленький… Но Тим, наверное, относится ко всему проще, чем я. В конце концов, он ведь еще ребенок.

— А мы пойдем иглать в машинки? — неожиданно спрашивает он.

— Еще как пойдем, — на губах Кости расцветает облегченная улыбка, — Дома куча игрушек, все тебя ждут.

— Ну так идем сколее! — просияв, Тим хватает меня за руку и тянет к дому и мне ничего не остается, кроме как пойти за ним.

Зря я переживала, что Лютый с сыном не найдут общего языка. Они не просто очень быстро подружились, но и вообще оказались копиями друг друга, такое между ними было взаимопонимание. То они собирали вместе конструктор, то устраивали гонки, то на мечах игрушечных дрались. Не знаю, что для меня оказалось увидеть неожиданнее всего — такого активного и веселого Тимура или Лютого с машинкой в руках.

Даже за ужином они не могли перестать болтать. Я и за стол-то их усадила еле-еле, только когда голос слегка повысила. Когда тарелки убрала и вернулась в гостиную, они вдвоем уже чинно смотрели мультики. На секунду я даже остановилась, боясь нарушить эту идиллию. Тиму и правда дико не хватало отца. Демида я не подпускала к сыну, переживая, что он заодно с Климом и может ему навредить. Поэтому, наверное, он так потянулся к Косте…

Уговорить пойти спать Тимура удалось только после того, как Лютый пообещал, что утром они пойдут запускать в пруду кораблики. И даже несмотря на то, что сын уже засыпал и сонно тер глаза, лежа в кровати, все равно не переставал делиться впечатлениями, тараторя без умолку. Лишь спустя полчаса успокоился, устав за день.

Я сижу с Тимом еще несколько минут, легонько поглаживая его по волосам, и лишь после этого, осторожно прикрыв дверь, спускаюсь вниз. Блуждаю по темным комнатам некоторое время, в поисках Лютого, но нахожу его на улице. Он сидит на примыкающей к дому террасе, и я направляюсь к нему.

— Уснул? — спрашивает Костя. Он приглушает свет и делает его чуть теплее, так, что теперь становится еще уютнее.

— Угу, — киваю и опускаюсь в кресло напротив него, — Спит, как младенец. Он последнее время беспокойно спал.