Дин-стрит была погружена во мрак. Похоже, взрыв банка дальше по улице повредил электросеть. Фонари не горели. Но отблески призрачного мерцающего света от пожара в Чайнатауне лизали стены покинутых клубов и ресторанов. Разбитое стекло на тротуарах сверкало как изморозь, а холодный ветер приносил запах дыма и горелой резины. Кремовые стены пиано-бара на углу Мирд-стрит почернели от пожравшего его изнутри огня.

Макнил быстро пронесся по темной восточной стороне Дин-стрит и направился на север. Через пятьдесят ярдов он оказался перед фасадом клуба «Черный лед», закрытым стальными ставнями. В дверь явно пытались вломиться, но металлическая решетка оказалась слишком крепкой для мародеров. Макнил толком не знал, что рассчитывал обнаружить. Если клуб еще работает, то вряд ли объявляет об этом. Макнил замер, прислушиваясь. И скорее почувствовал, чем услышал, слабый ритм: тынц-тынц-тынц. Монотонная, бесконечно повторяющаяся танцевальная музыка, которая так по вкусу современной молодежи. Хотя и в его время музыка не сильно-то отличалась. Дело лишь в том, на чем ты рос и из чего вырос.

Он не мог сказать с уверенностью, что музыка доносится из клуба «Черный лед». Но рискнул бы поставить на это деньги, если бы пришлось. Другого входа не было. В конце квартала, напротив китайского новостного агентства «Вен тай сун», узкий переулок вел мимо офисов на втором этаже в мощеный двор, заставленный мусорными баками, которые не опустошали уже несколько месяцев. Из-под ног Макнила бросились врассыпную перепуганные крысы, и он с опаской шагнул из темного переулка во двор. Сюда выходили зарешеченные окна и стояло выкрашенное черным ограждение, а по бокам кирпичного офисного здания зигзагом вилась пожарная лестница. Из-за толстой стальной двери пробивались тонкие лучики света. Приблизившись к ней, Макнил уловил, что музыка стала громче. Теперь он уже слышал ее, а не чувствовал.

Макнилу казалось удивительным, что люди решают устроить вечеринку, несмотря на риск заразиться на этих несущих смерть улицах, где царит полное беззаконие и приходится бороться за жизнь после комендантского часа. Не говоря уже о том, что все это нелегально. Но потом он подумал, что безрассудное поколение молодежи с кучей энергии и лишних денег просто не захочет сидеть дома и смотреть телик с мамочкой и папочкой. Скорее всего, их даже заводит жить вот так, на грани. Круче наркотиков. Он мог бы поспорить, что завсегдатаи клуба «Черный лед», находящиеся по другую сторону стальной двери, это какие-нибудь богатенькие мажоры из Челси или Южного Кенсингтона. Детишки привилегированного класса, с полными карманами денег, выданных богатым папашей. В такие места вряд ли регулярно заглядывает работник крематория из трущоб южного Ламбета.

Он постучал в стальную дверь и отошел, ожидая. Ничего не произошло. Он снова постучал, и на сей раз открылась металлическая дверца на смотровом окошке. В темноту двора выплеснулись свет и музыка, а на Макнила подозрительно уставилась физиономия вышибалы.

– Чего тебе надо?

– Выпить.

– Я тебя не знаю.

– Я друг Ронни. Ронни Казински. Он сказал, что здесь можно в любое время утолить жажду. А у меня трубы горят.

– Как ты сюда добрался во время комендантского часа?

– А как добираются другие?

– В основном приходят до комендантского часа, а уходят после.

Макнил передернул плечами.

– Наверное, мне просто повезло.

Вышибала несколько долгих секунд разглядывал его, а потом закрыл окошко. Макнил уже было подумал, что дверь ему не откроют, но потом услышал скрежет отодвигаемых металлических задвижек, и дверь распахнулась. Вышибала был крупным человеком, но с Макнилом не сравнить. Гладко выбритая голова и кожаная жилетка на голое тело. Над мешковатыми джинсами нависал пивной живот. Нижнюю половину его лица скрывала замызганная белая маска. Он опасливо покосился на Макнила, а потом мотнул головой, приглашая внутрь.

– Будь здоров, дружище, – сказал Макнил. – Где бар?

– Внизу.

Пока Макнил спускался по лестнице, музыка стала оглушительной до физической боли. Отупляющий мозг уровень децибелов. В черные стены были вмонтированы цветные лампочки. Когда Макнил добрался до танцпола, на нем единой извивающейся волной двигались сотни две человек, потных и забывшихся в первобытном трансе, раскачивались под звуки, возникшие скорее под влиянием далеких племенных корней, чем утонченного современного общества. Все были в белых хирургических масках, как в униформе. В падающем с потолка ультрафиолетовом свете маски странно светились в темноте, и танцующие напоминали люминесцентное море парящих чаек.

На дальней стороне зала была небольшая сцена, где две полуголые девицы в белых остроносых капюшонах с прорезями для глаз покачивали бедрами и вращались медленными гипнотическими кругами. Бар протянулся по всей длине правой стены. Два молодых бармена в армейских респираторах обслуживали выстроившихся в очередь клиентов. Те опускали маски, чтобы выпить, а потом натягивали их обратно. Пустые стаканы бросали в круглые корзины, которые затем окунались в огромные посудомойки и дезинфицировались. Из-за бара в воздух, уже и так густой от жары и пота, поднимались клубы пара. Идеальный инкубатор для инфекции.

Макнил протолкнулся через желающих выпить к бару. Все, кто решился возразить, получили локтем по морде. Возмущенные голоса утонули в музыке. Бармен, крашеный блондин с чернеющими корнями волос, настороженно покосился на Макнила. Макнил был старше его обычных клиентов, выглядел консервативнее и не снял пальто, несмотря на жару. А кроме того, его лицо было в синяках, а одна щека порезана стеклом со двора того дома на юге Ламбета.

– Виски, – рявкнул Макнил. – Односолодовый. «Гленливет», если есть. И чуть-чуть воды.

Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как он пил в последний раз, и теперь прямо-таки изнывал от предвкушения. Но только одна порция. Он знал, что иначе его решимость ослабнет, и он скатится по наклонной, топя горе в выпивке.

Перед ним на стойку грохнули бокал с янтарной жидкостью на дне и маленький графинчик с водой. Он протянул пятерку и не получил сдачи. Макнил наполовину разбавил виски водой и глотнул. А потом повернулся к бармену.

– Это не «Гленливет»!

– Вы сказали, если он есть. А его нет.

И никаких извинений.

Макнил сделал еще один глоток. Просто какой-то неизвестный виски. Вкус его разочаровал, но он насладился приятным теплом, обжегшим пищевод до самого желудка. А потом опрокинул бокал, мгновенно опустошив его. Макнил вспомнил все те случаи, когда решал выпить еще одну порцию, лишь бы отложить возвращение домой. Обратно к Марте. И вспомнил все те вечера, когда Шон уже спал к его приходу. Все потерянные мгновения. Потерянные часы. А потом повернулся к бармену и попросил еще одну.

Когда бокал оказался на стойке, Макнил схватил бармена за руку и наклонился над стойкой.

– Ронни сегодня здесь? Ронни Казински?