– Вали на хер, – усмехнулся Лейн.

Макнил почти наполовину пересек комнату детективов, прежде чем сообразил – что-то выглядит не так. Над его столом танцевала связка разноцветных шариков на нитке. Большинство коллег собралось полукругом у стола. Кто-то наполнял апельсиновым соком пластиковые стаканчики на подносе, и все по очереди наклонялись и брали их, а потом затянули «Веселый и добрый парень».

Макнил смущенно застыл, пока остальные нестройно, но с душой пропели все до последней строчки: «И это известно всем». Кто-то выкрикнул: «Ура!» И остальные бодро подхватили, а потом чокнулись и выпили сок. Руфус сунул Макнилу чашку.

– Прости, старина, ничего крепче не достали.

– Ты не представляешь, как мы все завидуем, – выкрикнул кто-то.

– Везунчик, – добавил другой ко всеобщему шумному одобрению.

Макнил оглянулся и увидел Лейна – тот с глупой улыбкой стоял на пороге своего кабинета.

Сержант Мюррей наклонился и достал из-под своего стола коробку, обернутую яркой бумагой с улыбающимися детскими рожицами.

– Мы тут скинулись, – объявил он. – Но понятия не имели, что подарить человеку, у которого все есть. – Последовал взрыв хохота. – Так что купили кое-что для твоего сына. Трилогию «Властелин колец» на компакт-дисках.

– А если у тебя нет DVD-проигрывателя, придется его купить, скупой шотландский говнюк, – сказал Руфус.

Макнил уставился на коробку с подарком, который они старательно выбирали и заворачивали. Откуда им было знать? Они никак не могли знать. И все же это показалось чудовищно жестоким. Как бить лежачего. Сегодня вечером, когда столько всего другого переполняло его голову, он на несколько секунд решил, что сможет забыть. А когда вспомнил, почувствовал себя виноватым. Но это было самое беспощадное напоминание.

Макнил смотрел на улыбающиеся лица собравшихся вокруг коллег, ожидающих реакции, ожидающих увидеть на его лице знакомую улыбку. А в ушах у него стоял радостный визг Шона: «Еще, папа, еще!»

К горлу подступила волна тошноты, словно холод от зимнего сквозняка. Комната детективов вспыхнула на сетчатке и померкла. Чашка с апельсиновым соком выпала из руки. Он почувствовал резь в глазах, развернулся и выбежал прочь. Взрослые мужчины не плачут. Уж точно не на глазах у других.

Он сбежал вниз по лестнице, а вслед неслись голоса, полные тревоги и недоумения:

– Что случилось, Джек?

Он пробежал мимо стойки администратора и вывалился через входную дверь на крыльцо, схватился за перила. Несколько раз его вывернуло, но всухую. Слезы обжигали щеки, уличные огни расплывались. Он осел на верхнюю ступеньку и уронил голову в ладони.

Потом услышал, как за спиной хлопнула дверь.

– Что за цирк ты устроил, Макнил? – прогрохотал сердитый голос Лейна. – Ребята так старались ради тебя. Для некоторых и просто прийти – уже подвиг… – Увидев скрючившегося на верхней ступеньке инспектора, он осекся. – Господи, да что это с тобой?

Теперь злость из голоса исчезла, Лейн был потрясен.

Макнил выпрямился и быстро вытер с лица слезы. Ему не нужна была жалость Лейна. Он не смог бы этого вынести. Но знал, что теперь придется сказать. Он так и остался сидеть на лестнице, уставившись на паб «Три оленя», где так часто проводил время, чтобы не идти домой. А еще дальше тонули в море темноты парк и Имперский военный музей. Гостиница «Дни» на противоположной стороне улицы пустовала, персонал уволили несколько недель назад.

– Шон умер, – сказал он. – Сегодня днем.

Он не стал поднимать голову, чтобы посмотреть на реакцию. Ее и не последовало. Только молчание. Очень долгое молчание, а потом Лейн опустился рядом на верхнюю ступеньку, и оба уставились на юг, в темноту Кеннингтон-роуд.

– Мы не могли иметь детей, – сказал наконец Лейн. – Элизабет всегда мечтала о детях. Безумно хотела детей. Это был смысл ее существования. Умная, яркая женщина с великолепной карьерой, а мечтала только забеременеть и сидеть дома с детьми.

Макнил почувствовал, как босс повернулся и быстро на него посмотрел, а потом снова уставился вдаль.

– А меня дети не особо интересовали. Ну, знаешь, я вообще не особо беспокоился, пока врачи не сказали, что это невозможно. И тогда мне захотелось детей больше всего на свете. Забавно, правда? Как начинаешь чего-то хотеть, только когда не можешь получить. – Он почесал затылок. – И вот ты оглядываешься вокруг и понимаешь, что у большинства из тех уродов, которых мы упекли за решетку… у большинства из них есть дети. Кажется, что это самое простое в жизни. Все принимают это как должное. – Он помолчал. – Больше всего в жизни я жалею о том, что у нас нет детей. Я просто не могу представить, каково это – иметь ребенка и потерять его.

Он быстро положил руку на плечо Макнила и встал, и Макнил был благодарен, что Лейн не чувствует жалости. Это было сочувствие, даже понимание, Макнил никогда не думал, что Лейн способен на подобное.

– Иди домой, сынок, – сказал Лейн. – Твоя работа здесь закончена.

Макнил покачал головой. Не было такого места на свете, которое он мог бы назвать домом. Ему нужно было на чем-то сосредоточиться. На всю ночь загрузить голову мыслями.

– Кто-то убил ту девочку, – сказал он. – Я не закончу работать, пока не найду его.

Вест-Энд был погружен в зловещую тишину, улицы под бесцветными фонарями выглядели какими-то выцветшими и находились под постоянным присмотром камер наблюдения. Макнил однажды бывал в комнате видеонаблюдения и смотрел на переключающиеся от камеры к камере экраны. Но помимо солдат по улицам перемещались только крысы. Тысячи крыс. Осторожно вылезали в темноте из канализации – наследники города, оставленного для них людьми. Наверное, гадали, что же произошло. Но гадали недолго. Они быстро осмелели и теперь присоединились к мародерам в ночных вылазках, чтобы обобрать город до нитки.

Макнил ехал по Хеймаркет. Он так и не привык к здешним пустым улицам, начисто лишенным жизни. До объявления чрезвычайной ситуации даже на рассвете здесь шныряли такси и частные машины, полуночники вываливались из работающих допоздна клубов и пабов. Но теперь во время комендантского часа не было ни шороха, а если бы кто шелохнулся, его, вероятно, застрелили бы.

Статуя Эроса на Пикадилли-серкус по-прежнему была огорожена. Огромная неоновая реклама «Саньо» и «ТДК» на угловых зданиях над магазином «Гэп» отсутствовала, и оттого это место казалось огромной черной дырой. Поблекли все краски и жизнерадостность того места, которое еще недавно было самым оживленным в городе. Зеленый газетный киоск на углу был заперт на замок. Никто в эти дни не покупал билеты на обзорную автобусную экскурсию, которые раньше в нем продавались. За обугленной фанерой мрачно темнел огромный угловой универмаг. Если мародеры не могли отодрать доски, их поджигали. К прибытию военных здание успевало выгореть.