Рон видел, что кусты были ненастоящие – из густого игольчатого тумана, то есть той субстанции, которая загружалась в реалитивизоры Земли-11. Один из таких визоров использовал дедушка Дюшки, Славик Тихонович, чтобы показать внуку кое-какие места придуманного им мира. Надо сказать, писателем, а тем более визуализатором Славик был плохим. У него даже лица и внешний вид героев толком не придумывались. Рон помнил, как у одного из героев в визоре не оказалось, например, ни лица, ни тела. Все, на что хватило воображения Дюшкиного деда, это ботинки героя с оборванными шнурками да плащ с капюшоном. Ах да! В более поздней версии плащ был заменен на цветастое аляповатое пончо.

Рон с удивлением отметил, что сейчас они с Ирочкой находятся как раз в одной из визуализаций Славика Тихоновича. Более того, Ирочка пряталась в кустах точно так, как это когда-то давно делали дед и внук Клюшкины, а сквозь туман медленно брели придуманные Славиком персонажи. Они были вполне материальными: плотными и живыми.

Сидящая в кустах Ирочка посмотрела на часы. У нее на руках было две пары хронометров: на левой нижней и на правой верхней. Часы на правой показывали ровно два, часы на левой – пятнадцать минут одиннадцатого. Причем они вроде бы стояли и вроде бы не врали.

«Очень непонятный сон!» – подумала Ирочка.

«Наверное, она запускала реалитивизор Славика, когда гуляла тут в одиночестве по остановленной планете, и теперь повторяет увиденное! – подумал Рон. – Да, но как она ухитрилась повторить все это?! На вилле Кэшлоу нет реалитивизора! И почему я не могу двигаться?»

Время и пространство тянулись очень медленно.

Идущие двигались еще медленнее.

Ирочка продолжала прятаться в кустах.

Рон попытался перейти в сверхтонкое состояние – это ему не удалось. Тогда он попытался перейти в плотное – тут его ждал некоторый успех. Теперь около Ирочки валялась еще одна кукла, изображающая очень красивого мальчика ангельской внешности.

Тем временем в синем тумане толстячок продолжал семенить за стремящимся вперед, в никуда, человеком – если это был человек – в цветастом пончо. В конце концов толстяк не выдержал и взмолился:

– Эй, Мебби! Стой!

Ирочка вздрогнула и нырнула поглубже в кусты.

– Что такое, Клейн?

– Все. Стоп. Делаем привал. Я больше не могу!

Тот, которого назвали Мебби, остановился. И даже обернулся, откинув капюшон. И Рон, ставший куклой, увидел, что у него теперь есть лицо: синие глаза, темные волосы ежиком, длинный, но не слишком, нос, тонкая верхняя губа, помясистее нижняя. Коричнево-сероватая родинка под левым глазом ближе к виску. Лицо вполне себе человеческое, мужское, не слишком молодое, но и не старое. Симпатичное. Загорелое.

Оно кого-то Рону напоминало. Он знал этого человека, причем ему казалось, что раньше он был то ли другим, то ли не человеком.

Ирочка набралась храбрости и выползла из кустов – пока только наполовину.

– Эй! – крикнула она и помахала рукой, той, в которой была кукла.

– Здравствуйте, – произнес мужчина, который пониже.

Голос у низкого оказался на удивление высоким.

– 3-здравствуйте. – Ирочка слегка кивнула в знак приветствия. – А… вы кто? Как вас зовут? Вы мне снитесь?

– Мебби Клейн, – представился высокий.

Второй промолчал, беззастенчиво рассматривая женщину.

– Очень приятно, – кивнула Ирочка. – А вас как зовут?

– Меня? – удивился второй, увидев, что обращаются именно к нему. – Ну, Мебби Клейн!

«Или издевается, или это самый чудной сон в моей жизни!» – подумала Ирочка и произнесла, повернувшись к высокому, который показался ей более адекватным:

– А меня зовут Ирина. И… я не могу понять, я сплю или все это на самом деле?

– На самом! – дружно ответили мужчины, причем произнесли это как-то слишком уж синхронно.

– Ну… Хм… Ладно… Я так и думала… Ладно, отлично, будем знакомы. Итак, вы – тезки, я – Ирина, фамилия моя – Слунс, я не зна…

Неадекватный хмыкнул, а высокий развел руками, как бы извиняясь, и отрицательно покачал головой, перебивая нежданную гостью:

– Простите, но вас больше не зовут Ирочка.

«Они оба психи!» – поняла Ирина и повторила спокойно, медленно, как говорят с совсем маленькими детьми:

– Простите, но меня точно зовут Ирина. Ирина Слунс.

Теперь оба психа отрицательно закачали головами.

– Вас не зовут Ирина, – повторил первый.

– Хм! А как?

– Мебби Клейн, – вздохнул второй.

– Мебби Клейн, – подтвердил первый.

У Ирочки был не очень богатый опыт общения с идиотами, но ей хватило сообразительности не расхохотаться.

– Значит, если я правильно поняла, вас зовут Мебби Клейн… – Ирочка отвесила короткий поклон первому. – И вас зовут Мебби Клейн. – Кивок второму. – И меня Мебби Клейн?

– Вы абсолютно правильно все поняли, – улыбнулся высокий. – Но это только часть истины.

– Уже вторая дамочка с Земли-11 и ведет себя ну в точности, как первая! – не выдержал толстячок. – Прямо в ноль. Одинаковая реакция!

– А… Была еще первая? И как ее звали? – Ирочка быстро сообразила, что они сейчас ответят, что ее тоже звали Мебби Клейн, поэтому быстро поправилась: – То есть, как она считала, что ее зовут?

– Она считала, что ее зовут Варя Воронина!

«Вот это поворот!» – подумала Ирочка.

«Вот это поворот!» – подумали Рон и Лили.

– Варя? Девушка с клювом и роскошными волосами? Я ее знала… А куда она потом попала? – спросила Ирочка. – Можете дать адрес?

Толстячок рассмеялся. Высокий, с родинкой под глазом ответил:

– Вероятно, она попала туда же, куда и моя сестра, Лещща Мымбе…

«А-а-а! Так это же Бьорки! Бьорки Мымбе!» – Рону захотелось закричать, но ни один мускул на его лице даже не дрогнул.

– В Мебиклейн, а может, в другой город уровня Пи, – продолжил высокий.

– Что за уровень Пи? – нахмурилась Ирочка. – Я знаю, что есть такой уровень пи – максимум эмоций, который может выдержать человек, и…

– Это минимум эмоций! – перебил ее высокий. – Минимум, необходимый, чтобы стать мутангелом.

– Кем-кем?

– Тем, кто отвечает за все в мире и живет на…

«Ха-ха! Это мы, ангелы, отвечаем за все и все держим под контролем!» – подумал Рон, но, впрочем, тут же осознал, что он больше ничего не держит под контролем и ничем не может управлять, даже своим языком. Ему захотелось расплакаться от обиды, как маленькому. Но… куклы не умеют плакать. Разве что внутренне.