Глаза Женьки тревожно блестели.

– А кого будить… Видишь, у бабы Нюси и не спят вовсе… Ну… я пошла?

Женька вышла из машины, а следом за ней неслышно выскользнул Добрович.

– Давай вместе, – сразу же предложил он.

– Нет, я одна сначала. Чего сразу в бутылку, вдруг там все мирно, и баба Нюся тихонько спит где-нибудь за печкой…

Она пошла во двор и постучалась.

Услышали ее не сразу. Потом раздалась пьяная брань, и на порог вывалился обросший щетиной, сгорбленный, как старик, сын бабы Нюси – Степка. Увидев гостью, он долго пялился на нее мутными глазами, шатался и невыносимо смердел перегаром.

– Чо… надо? – наконец процедил он.

– Бабу Нюсю позови, – попросила Женька вполне миролюбиво.

– Да пшла ты!.. – вдруг грязно выругался Степка и грязной рукой двинул Женьку в лицо.

– Я те щас пойду!! – вмиг озверела Женька и в одно мгновение вспомнила свое детство, в котором всегда защищалась только сама. – Ты у меня!..

В следующую секунду она с силой долбанула обидчика в грудь, тот с грохотом завалился на пороге, а Женька через него уже пронеслась в комнату. Но Степка был не единственной преградой. За столом сидело четверо пьяных мужиков и две хмельные в зюзю дамы. При бесславном падении хозяина над столом взмыл клич «Наших бьют», и вся пьяная свора бросилась на Женьку. Ее уже долбили по плечам, по голове, слышались маты, бабий визг и звон битого стекла. По тому, как маты стали выше на две октавы, Женька сообразила, что в бой вступила тяжелая артиллерия, то бишь – Добрович. Женька носилась по комнате, заглядывала в закоулки, но бабы Нюси нигде не было. Только ее старенькая теплая кофта прикрывала плечи какой-то пьяной ханыги, да в грязной, вонючей тряпке возле печки Женька узнала выходной платок бабы Нюси.

– Где баба Нюся?!! – вцепилась она в какую-то невменяемую бабенку с ярко-красными, расплывшимися губами.

– А хххто энто? – тупо таращилась та.

Драка набирала силу. Грому было на два квартала. Уже и соседи выскочили на улицу, тоже матерились и грозились вызвать милицию. Не вызывали только с одной надеждой – авось сами себя перебьют насмерть, да на том и успокоятся.

– Женька!!! Ты где там?! – кричал Добрович. – Живая?

– Еще бы!! – рычала Женька зверем. – Только не пойму – где баба Нюся-то?!!

– Женюшка… – неизвестно как услышала она тихий голос с порога. – Выходи оттуда, деточка. Выходи, замолотют оне тебя…

Женька обернулась – на пороге, в чьем-то пальто, в старой, дырявой шаленке стояла баба Нюся, махала сморщенными руками и быстро вытирала глаза уголком платка.

– Женюшка… выходи!

Женька выскочила пулей, бросилась к старушке и захлюпала носом:

– Ну куда ты подевалась-то, баб Нюся? Я тебя зову-зову…

Старушка уткнулась Женьке в плечо и только беззвучно махала рукой.

– Жень, идите в машину, чего уж тут оставаться… – проговорил Павел и грозно рявкнул в сторону: – А ну тихо!! Еще какая сволочь дернется – застрелю на хрен!! Вопросы есть?!

Пьяная кодла понемногу утихомирилась. Бабы теперь посылали трехэтажные комплименты и Добровичу, и Женьке, но предварительно запершись изнутри.

– Жень, привет! А мы думаем – кого принесло… – стали раздаваться голоса разбуженных соседей. – К бабе Нюсе приехала? Давно пора! Сынок-то ее уже месяц домой не пускает. Где только старушка не ночует!

– Тебе, бабуся, может, взять чего надо? – обернулся к старушке Добрович.

– Да и чего там брать-то… – снова вытерла глаза баба Нюся. – При мне все…

– Баб, я тебе звонила, ты чего трубку-то не брала? – тормошила старушку Женька. – Я ж тебя учила.

– Ха! Ну ты, Женька, даешь! – весело смеялся Аркашка – муж соседки Тани, у которой двое малышей. – Степка ж сразу же телефон-то тот пропил!

Добрович посмотрел на часы:

– Баб Нюся, Женя, прощайтесь. Нам бы ехать уже.

– Ну все, прощаемся, целуемся и обещаем писать, – балагурили соседи, – бабульку не обижайте! Баб Нюсь, а ты, если что – звони! Женька непьющая, телефон не пропьет!

Женька усадила бабушку в машину и подошла к своей дверце.

– Постой-ка… – остановил ее Павел. – Это что?.. Кровь?! Ну ё-мое! Ну ведь тебя прямо по башке долбанули!!

– Да не по башке, чего ты? – глупо улыбалась Женька.

– Я чего, не вижу, что ли?! Ну да! Мимо! А если бы попали?! А если бы убили?! Нет, ну это обязательно надо было вот так, с шашкой наголо?! Или поиграть в боевик захотелось?! Знала ведь, что я здесь!! Завтра вот синяк во все лицо… ну блин! И куда тебя вечно несет?!! Вот выдерга!

Женька с тихой улыбкой подошла к нему и на глазах всех соседей склонила его голову и прошептала прямо ему в лицо:

– Ты хоть заорись, я тебя нисколечки не боюсь. Ни вот столечки. Ты у меня самый любимый человечек.

Он облапил ее своими ручищами, уложил свой подбородок ей на голову и довольно сообщил всем зрителям:

– Можно расходиться, целоваться мы будем дома. А то мне еще ехать всю ночь…

Соседи одобрительно загудели, а Женька счастливо смотрела на них поверх плеча огромного, такого надежного и сильного Добровича, только не того, который хлыщ.

Всю дорогу Женька не могла наговориться со старушкой. Павел даже несколько раз оборачивался и ворчал:

– Жень, ну она ж, наверное, спать хочет!

– И-и, милок, да разе ж мне уснуть теперь-то… – вздыхала бабушка, счастливыми глазами глядя на Женьку. – А токо куда ты меня везешь-то?

– К себе, – отвечала Женька. – У нас теперь две комнаты, вода горячая в кранах, туалет теплый, ванна, хоть каждый день мойся… Только вот не знаю – разрешат или нет…

– Денег дам – и разрешат, – мотал головой Павел. – Так что, бабуся, будешь при внуках.

– От где радость-то… – морщилась от счастливых слез бабушка. – А то ить я так по им скучала, по мальчонкам-то. Снятся, поди, каждую неделю.

– Это, баба Нюся, они из вредности, – усмехалась Женька. – Потому уж такие стали важные, большие, ну сейчас приедем, сама посмотришь… А ты расскажи, где ты ночевала-то? Как это Степка тебя из дому выгнал?

– Дак ить… пил да бил, тут и не схочешь, а сбежишь… В сарайке ночевала, а кода холодно стало, Татьянка пускала, Наташка опеть же… Да у нас ить много добрых-то людей…

– А чего милицию не вызвала?

– Дак а чево милиция? Приезжала, забрала Степку-то, ночь продержала, а потом он снова вышел, да ишо и злее, ровно черт!

– Ну все, баб Нюся, теперь тебя никто не тронет, – бурчал Павел.

– Ну конечно, – фыркнула Женька. – А наши братцы? Они тебя прямо с утра трогать будут. Прямо вот так и будут лазить по тебе парой. Одно только спасение – утро у них начинается в десять часов.