Фотиния абсолютно недвусмысленно и презрительно фыркнула.

Евфимия сокрушенно вздохнула.

– И поэтому София оставила все на твое усмотрение. Ты можешь продолжить путь с Евфимией и Аларихом, а потом либо вернуться в дом Софии, либо, если передумаешь, вернуться к нам. Фамарь и спрашивать нечего: она спит и видит, чтобы ты растила нашего Туму.

– А что скажешь ты, моя ласточка? – Фотиния повернулась к воспитаннице и как-то очень грустно, почти обреченно на нее поглядела.

– Надо спросить моего мужа: что он скажет, с тем и я соглашусь, – сказала Евфимия, не глядя на свою старую няньку.

– Другого ответа я и не ожидала! – спокойно ответила на это Фотиния. После чего она взяла свиток, развернула его и внимательно прочитала, водя пальцем по строчкам. Следя за тем, как учились ее подопечные, она и сама незаметно выучилась читать; вот только писать не умела – ни к чему это ей было. Удовлетворенно вздохнув, она снова навернула свиток на кондакион[61]и спрятала его под покрывалом. Затем развязала мешочек, высыпала из него золотые монеты, пересчитала их и, удовлетворенно кивнув сама себе, спрятала деньги тоже где-то на теле.

– Ну так вот что я вам скажу, мои дорогие женщины! – не просто сказала, а торжественно произнесла старая нянька, оглядывая участниц женского совета. – Раз уж выпала мне такая удача – получить сразу вместе и свободу, и деньги, и право решать самой, я уж воспользуюсь всем этим по своему усмотрению. Пусть твой муж, Евфимия, успокоится: не поеду я с вами в его Фригию и не стану мешать вам. А с вами, Нонна и Фамарь, я останусь, – нет, вы погодите радоваться! – но только до тех пор, пока вы не подыщете хорошую няньку для маленького Тумы. А после этого я сделаю то, о чем и мечтать не смела долгие-долгие годы: на эти деньги я куплю себе место на торговом корабле, идущем в Карфаген, и вернусь доживать свою жизнь на родине. Мы с моей покойной сестрой не потратили ни на прихоти, ни даже на серьезные нужды ни денежки из того, что хозяева дарили нам на праздники, и того, что нам с нею удавалось иногда заработать: мы копили деньги на выкуп и возвращение на родину. Сестра умерла, ее часть я оставила Саулу, но и того, что мне осталось, с тем, что подарила мне моя дорогая София, мне одной хватит и на то и на другое.

– Нянюшка! – воскликнула Евфимия, обнимая ее. – Как же это мы не подумали об этом раньше? Почему ты никогда никому не говорила, что мечтаешь вернуться на родину? Знаешь, я так рада за тебя, дорогая ты моя старушенька!

– Рада? Ну вот и хорошо. По крайней мере, ты никогда не пожалеешь, что отпустила меня.

– И мы рады такому решению, если оно сделает тебя счастливой, нянюшка! – сказала Фамарь, обнимая Фотинию с другого плеча.

– Ну что ж, – сказала Нонна, – хоть и неожиданно твое решение, Фотиния, но и я тоже ему рада. Как не порадоваться счастью другого человека?

Этим женский совет и закончился.

Узнав, что Фотиния с ними во Фригию не едет, Аларих откровенно обрадовался и попросил у Абсамии кусочек пергамента, стило и тоже написал вольную для своего раба Авена. Правда, поразмыслив, он ничего пока ему об этом не сказал.

– Отдам ему, когда закончится наше путешествие, – сказал он Евфимии, пряча пергамент в сумку.

– Какой ты добрый, Аларих! – сказала его юная жена и поцеловала его.

А назавтра все опять повернулось по-новому. Не успели Аларих, Евфимия и раб сесть в седла и выехать за ворота гостеприимного дома Абсамии, как из дома выскочила Фотиния с небольшим сундучком в руках.

– Погоди, погоди, Евфимия! Ты что-то очень важное забыла!

Евфимия взглянула на шкатулку в руках бывшей няньки, узнала ее, покраснела, резво соскочила с седла и подбежала к Фотинии.

– Ну что ты кричишь, няня, и срамишь меня? Не нужны мне теперь твои «девичьи хитрости», я ведь уже замужем. Ты что, забыла? – зашептала она, в смущении оглядываясь на недоумевающего Алариха.

– Да как же не нужны, ласточка? Как раз и срок твой подходит…

– Няня, ну что ты такое говоришь? Ты же сама мне сто раз говорила, когда я жаловалась на эти надоевшие месячные недомогания: «Вот выйдешь замуж – и отдохнешь от них!» Вот я и отдыхаю теперь! Подумай сама, зачем мне, замужней, теперь все эти тряпочки?

Фотиния ахнула, уронила сундучок, а потом и сама на него села.

– Что с тобой, нянюшка? – перепугалась Евфимия, опускаясь рядом с нею на корточки.

– Ты что, уже понесла? – шепотом спросила Фотиния.

– Что и куда я понесла? – в недоумении уставилась на нее Евфимия.

– У тебя когда последний раз были месячные недомогания?

– Один разок после свадьбы были, а потом все, слава Богу, прекратилось, как ты и предупреждала.

– Ох, ну сколько раз я говорила Софии, что нельзя держать девушку в таком неведении!

– Няня! Ты опять все путаешь: это мама тебе говорила, а не ты ей.

– Значит, обе мы хороши! – сердито сказала Фотиния, поднялась и громко объявила: – Аларих! Поворачивай обратно, слезай с коня! Жена твоя ждет ребенка! Мы возвращаемся в Эдессу.

Тут уже Евфимия ахнула и села на освободившийся злополучный сундучок.

Заметно растерявшийся Аларих возвращаться в Эдессу, однако, не захотел.

– Во-первых, это мне совсем не по пути! Во-вторых, Евфимия здоровая женщина, мул у нее спокойный, седло удобное, а ехать мы будем не торопясь: ничего с нею не случится за какой-то месяц! – говорил он. – Отсюда мы двинем в Самосату[62], это займет дня три, не больше. В Самосате мы остановимся на несколько дней. Евфимия посмотрит на новый город и отдохнет. И так и будем двигаться в мои края, никуда не торопясь, с остановками, с отдыхом. Ночевать будем в основном в гостиницах, но, если и придется пару раз остановиться вне селения, так мою походную палатку и дождь не промочит, и холод не проберет.

А Евфимия, казалось, и не до конца поверила нянюшке, ведь она так прекрасно себя чувствовала! Вон какой измученной и больной была Фамарь перед родами… Нет, нет, она домой ни за что не вернется, она хочет ехать дальше со своим мужем! В общем, Фотинии так и не удалось убедить их, что для Евфимии будет лучше вернуться в Эдессу – с Аларихом или без него. Аларих, естественно, сказал Фотинии, чтобы она и думать не смела за него решать, а Евфимия даже слышать не хотела о том, чтобы расстаться с мужем на время беременности. И тогда Фотиния тоже стала собираться в дорогу.

– Я не могу отпустить непраздную Евфимию одну в такую даль. Если с нею или с будущим чадом что случится, меня совесть замучает.