Игорь Парфенов, на свою беду, понимал, но знал и другое: противостоять такому, в общем-то, тотальному нажиму может либо убежденный национал-патриот, маскирующий непривычными узорами привычную свастику, либо наивный правовед с многолетним стажем диссидентской деятельности. Последний – по глупости. Или от старческой наивности. Все остальные предпочитают подлаживаться под существующие реалии. И кстати, пока еще никто ничего на этом не потерял – ни денег, ни здоровья.

Вспоминая расхожий анекдот: «Берешь взятки? – Нет. – Почему? – Не дают», Игорь частенько задумывался над своим будущим. Нет, он ни разу не запачкал своих рукавов, не запятнал погон даже малым подозрением, но уже понимал, что противостоять махине невозможно. Он не продавал следственных тайн, но иногда ухмылялся про себя: а кому они нужны? Ну а, скажем, понадобятся, тогда как? Вопрос казался риторическим, потому что ответ мог быть однозначным: сколько? Но даже это последнее предательство практически не зависело от Игоря. Хорошо, он оказался честным человеком и послал «гонца» по широко известному адресу. «Гонец» немедленно отправится выше. Или на самый верх, где и получит требуемое. Возможно, сумма при этом удвоится или утроится. Но Игоря этот вопрос больше касаться не будет.

Это ужасно – быть честным человеком, причем не перед обществом, а перед самим собой, и где-то там, в подсознании, злиться, но не терять юркой такой мыслишки: ну и чего ты, дурак, добиваешься, если никто не узнает? Зато…

Не был он и завистливым человеком – это уж точно. Но… В общем, если смотреть на свою жизнь реально, думал Игорь, то в ней гораздо больше многоточий, чем иной раз кажется. Опасных, зато и притягательных. Действительно ведь, что же получается, братцы? Я что, тупее всех других? Почему болван с квадратной стрижкой, имеющий две извилины, одна из которых делит задницу пополам, ездит в джипе «чероки», ходит в кашемировом пальто до пят и, накручивая на палец золотую цепь, разговаривает по сотовому телефону, а я…

И снова многоточие.

Совесть? Кому за нее платят? А Бог – он высоко. Но с Ним разговор состоится – там, а я пока здесь…

Игорь оглушил себя на прощание потоком ледяной воды, утробно проорал нечто напоминающее «о-го-го-о…» и вышел из-под душа. Сон как рукой сняло. Чашка крепчайшего кофе окончательно растворит оставшуюся в голове дурь и освободит ее для других, более важных на сегодня дел.

И первое из них – получить заключение судмедэкспертизы от судебного медика Градуса и возбудить уголовное дело по факту убийства гражданки Красницкой Елены Георгиевны.

Неоценимую помощь следствию оказал участковый уполномоченный. Этот капитан Симоненко, выяснилось, лично и давно знал погибшую. Видел он и картины, висевшие в квартире, – большие, красивые, в общем, богатые. Ну, понятно, тут реакция зрителя однозначная. И на фамилии художников рассчитывать, естественно, не приходилось. Но что картины были ценные – это несомненно. Теперь их нет. Сгорели? Маловероятно. Нельзя исключить и такой версии: смерть хозяйки последовала в связи с похищением дорогих картин. Это тем более возможно, что в последнее время в Москве, да и не только в столице, вон и в Питере, пишут в газетах, тоже, участились нападения на жилища одиноких пожилых людей, обладающих художественными ценностями. Ну, естественно, первым делом – коллекционеры. Потом наследники бывших крупных государственных чиновников, особенно сталинских времен, наконец – закончивший войну генералитет, своеобразно и быстро решивший для себя проблему репараций. Судя по анкетным данным, которые доставил из отделения милиции Симоненко, выдернув для этой цели из кровати начальника паспортного стола, покойная принадлежала ко второй категории, скажем так, группы риска. Папаша – заместитель знаменитого Серго, но в отличие от своего шефа самоубийством жизнь не покончил, репрессирован не был, а в начале шестидесятых с почетом ушел на заслуженный отдых с поста заместителя министра внешней торговли. Еще при Никите. Наверно, кресло его приглянулось кому-нибудь из хрущевского окружения. Досиди он до Брежнева, поди, так бы и умер на Смоленской, на внешторговском олимпе, окружаемый толпой таких же почтенных старцев и осеняемый несгибаемым крылом Юрия Леонидовича, сына «гениального секретаря».

Игорю, в силу собственной порядочности, не хотелось бы запросто, по-обывательски, мазать грязью широко известную в правительстве страны фамилию. Почему обязательно воровать? Можно ведь и унаследовать от своих предков. Или приобрести в известном в те годы магазине на Сретенке, где по смешным, как нынче говорят, ценам продавались узкому кругу заинтересованных лиц произведения искусств и ремесел, предметы быта и прочее, конфискованное при арестах у «врагов народа». Рассказывали, что там попадались и очень ценные в художественном отношении вещи, хотя подлинную их ценность мало кто знал. Словом, было много способов украсить свою жизнь и быт. При всем внешнем аскетизме сталинской эпохи верность оплачивалась щедро.

Видимо, достойный взнос в семейную копилку внес и Генрих Красницкий, муж Елены, очень известный кардиолог, один из ведущих специалистов в чазовской команде. Однако самое печальное во всей этой истории, видимо, будет заключаться в том, что в этой семье, похоже, не осталось наследников. Не у кого спросить, никто толком ничего не знает, не подскажет, что надо искать.

Значит, остается последний шанс – найти кого-то из ее знакомых или друзей, если таковые обнаружатся, на работе, в Российской государственной библиотеке, иными словами, бывшей «ленинке», где Елена Георгиевна работала заведующей сектором.

Вот с этой организации и надо начинать сегодня рабочий день, решил Игорь. Но вдруг остановил себя: а зачем все-таки вчера приезжал на происшествие Турецкий? И почему задействовали столь мощные силы? В конце концов работать пришлось и брать основной груз расследования на себя дежурной оперативно-следственной группе. Муровцы, конечно, помогли здорово, и криминалисты в экспертном управлении ГУВД – что надо: обещали все сделать быстро и качественно. Нельзя исключить, что те, кто поставил вчера на уши даже Генпрокуратуру, не удовлетворятся тем, что расследование ведет какая-то окружная прокуратура, и дело, таким образом, благополучно перекочует выше. Что ж, может, оно так и лучше. Вот и Александр Борисович походя заметил, что зависти у него это дело не вызывает. А они, которые наверху, за версту носом чуют, где пахнем жареным.

Борис Львович Градус обещал дать свое заключение в середине дня, после чего и начнется бумажная волокита. Значит, сейчас надо двигать в «ленинку». На метро, как все порядочные на сегодняшний день люди.

Для Ларисы Ляминой прошедшая ночь была сущим мучением. Умом-то она, конечно, понимала, что наверняка совершенно зря накручивает себя, рисуя картины одну кошмарнее другой. А Валера сидит тем временем где-нибудь с дружками-приятелями и попивает пивко, до которого он большой охотник. И совсем не думает о том, что она места себе не находит. Она еще и еще раз позвонила Полине Егоровне, чем совсем напрасно взволновала пожилую женщину. Нет, Валера пока не появлялся. И зеленого его «Москвича» во дворе на привычном месте не видно.

Волнение дочери передалось отцу, и Аркадий Юрьевич, хоть это было совсем не в его правилах, решил напомнить о себе Кашинцеву. Но в министерстве сказали, что он уехал куда-то по личным делам и сказал, что дома будет не раньше полуночи. О просьбе Лямина дежурный, естественно, ничего не знал. Вероятно, Кашинцев поручил проверку кому-нибудь из своих помощников. Значит, остается лишь ожидать утра или, не дай, конечно, Боже, какого-либо экстренного сообщения. Однако пока телефон молчал. Чего ж зря волноваться-то? Но резоны отца никак не действовали на привыкшую к самостоятельности дочь.