– Страсти, говоришь… – он одобрительно покачал головой: эмоции помощницы его вдохновляли. – Ну-ка сходи запри там у себя дверь да ступай сюда, про страсти побеседуем…

Недавно кино смотрел Сиротин по телевизору. Кажется, «Чонкин». Как обычно, конечно, насквозь лживое, а иначе ведь теперь про наше славное прошлое и не снимают. Все там, естественно, испохабили – и вождя, и державу. Но один эпизод приглянулся Сиротину. Там начальник областного НКВД тянет свою секретаршу. Она ему донос читает, а он ее по-деловому этак потягивает. В служебной обстановке. В стол уперев. Алексей Андреевич еще подумал, что надо бы Алину попробовать таким же вот образом. Да все руки, как говорится, не доходили. Ну а теперь сам Бог велел – ишь глазенки разгорелись! Иди, иди сюда, чертовка, сейчас мы тебе кино покажем… в самом лучшем виде…

– А ты рассказывай, рассказывай, – поощрил свою инспекторшу отставной полковник, укладывая грудью на стол. – Одно другому не мешает…

– Что это она у вас такая шустрая? – удивился Игорь, когда кадровичка наконец оставила их.

– Подстилка полковничья, – презрительно бросила Лариса, – и стукачка при этом.

– Ну, я полагаю, то, что ей было нужно, она узнала. Давайте теперь поговорим всерьез. Значит, две эти смерти могут иметь самую прямую связь?

– Подождите, Игорь, – нервно перебила его Лариса. – У меня к вам будет очень серьезная просьба. Боюсь, что никто, кроме вас, и не сможет помочь.

– Если вы так считаете, я готов все, что в моих силах…

Лариса невольно улыбнулась, увидев, как немного даже покраснел Игорь. Ну что ж, она прекрасно знала, что нравится мужчинам, но все равно было приятно от такой искренней реакции.

Не вдаваясь особенно в подробности, она постаралась как можно понятнее изложить историю с исчезновением Валерия, не забыв сказать и о той помощи, которую пообещал ее отцу приятель из МВД. Но вот время идет, а ясности никакой.

– Для этого мне нужно сесть на телефон, – сказал Игорь, – но от вас звонить нам бы не следовало. Не нравится мне ваша обстановка. В принципе, если вы не возражаете, мы могли бы пройти ко мне, в прокуратуру Центрального округа. Тут недалеко, на Петровку, минут двадцать ходьбы. Как?

– Но я же на работе.

– А я вам повестку выпишу. Для дачи свидетельских показаний.

– А как же с использованием служебного положения?

– Так мы же официально… протокол оформим. Соединим, так сказать, приятное с полезным. Ой, ради Бога, извините меня! Такую ахинею несу…

– Ничего, ничего, – вздохнула Лариса, – бывает… Что ж, тогда пойдемте.

А в это время приятно опустошенный бывший полковник сидел за пустым, как обычно, столом и без всякой цели крутил на полированной поверхности остро заточенный карандаш. Он размышлял: сейчас доложить Звереву о приходе следователя из прокуратуры или подождать до выяснения с Ляминой. Остановился на втором варианте.

– Алина! А где у нас эта Лямина? Ну-ка позвони в отдел, пусть придет.

– А ее все еще нет, Алексей Андреич. – Помощница заглянула в кабинет несколько минут спустя. – Как вышла, так, сказали, и не возвращалась. Видать, понравился ей этот молодой следователь!

– Да что ж это за безобразие! – тут же взорвался Сиротин. – Никакой дисциплины! Целое, понимаешь, государство развалили! Вот врежу я выговорешник! И премии лишу, – последнее сказал, уже остывая и понимая, что премии – сплошная чушь. Сто лет уже никто в библиотеке никаких премий не получал. Зверев нашел другую форму поощрения нужных сотрудников: вызывал поодиночке в кабинет, вручал конверт и не требовал никаких росписей. Просто и по-деловому.

– А может, он ее официально вызвал? – предположила Алина.

– Все равно должна была в известность поставить руководство! – настаивал Сиротин. Он ткнул карандашом в стол и сломал грифель, отчего расстроился. – На, заточи! Черт бы их всех побрал! Скажи там, как появится, сразу ко мне…

Нехорошо получилось. Придется все-таки идти к директору.

Зверев был на голову ниже своего рослого кадровика, но при разговоре каким-то образом ухитрялся смотреть на него как бы сверху вниз. Сиротин не возражал. Пусть балуется, раз нравится. Он по долгу службы, но в основном из личного интереса знал о директоре множество такого, за что в иные времена, как говорится, головы не сносить. Но это все – информация к размышлению. А главной своей задачей Сиротин считал необходимость постоянно поддерживать в директоре мысль о своей нужности ему. Да, только так: пока нужен – жив и здоров.

Дождавшись, когда все лишние покинут директорский кабинет, Сиротин вошел, демонстрируя остатки былой выправки. Зверев кивнул и указательным пальцем ткнул в кресло напротив. Сам он заканчивал, судя по всему, важный телефонный разговор.

Сиротин удобно устроился в кресле и, опустив глаза, стал внимательно слушать разговор. Он был явно неприятен директору, лицо которого багровело, потело, а собеседник, вероятно, не давал ему передышки.

– Нет, позвольте, Марк Михайлович! – сумел наконец вклиниться Зверев. – Я категорически не могу согласиться!… А вот в этом – да, тут согласен, Марк Михайлович… Но, Марк Михайлович!… Да, конечно, да… Позвольте!… Увы, Марк Михайлович… Спасибо, Марк Михайлович… Всего наилучшего, Марк… А, бля! – Он с размаху опустил трубку на аппарат. – Нет, как он разговаривает! Какой тон! Какая наглость! Ты слышал?

– Надо понимать – Костров? – сочувственно ответил Сиротин.

– Ну! Сволочь он порядочная и жлоб! А вопрос-то, между прочим, как поворачивает? Какого, мол, хера у нас столько трупов?! И это он – мне?! А теперь вот ты мне изволь объяснить то же самое!

– Я-а?! – изумился в свою очередь Сиротин. – Вы что, Анатолий Сергеевич, всерьез считаете, что эти покойники – дело моих рук? Что я?… – Он с огромным трудом удержался от такой матерной тирады, которая бы ошеломила этого идиота. Но глаза шефа были прозрачными и чистыми, словно у младенца. Вот же сволочь какая!…

– А чьих?! – загрохотал в свою очередь Зверев, словно включив все генеральские подсосы. – Я тебя спрашиваю: чьих это рук дело? Ты что, решил, если вы с ним из одной «конторы», так вам все и с рук сойдет?! Шибко умными стали, голубчики! Да просчитались! Я вам – не хрен собачий, а юрист и свои права твердо знаю!…

Кадровик был ошарашен. Он шел к директору с тем, чтобы постараться найти, может, подсказать выход из труднейшего положения, в котором оказались и библиотека, и ее руководство. Ведь пока работают всякие комиссии, улита, как говорится, еще едет. Но уж если возьмется прокуратура, тут конверты не помогут. Да и не хватит их, тугих конвертов.

И еще одно было обстоятельство. Сиротин, как профессионал из «девятки», самого «нервного», охранного управления Комитета госбезопасности, помнил, какими способами приходилось и ему не раз «тормозить» в свое время излишне ретивого или любопытного свидетеля, и относился к подобным жизненным и профессиональным издержкам спокойно. Дело всегда важнее. И, будучи также достаточно информированным, и даже не из третьих уст, о тайных делах в ЗГВ, откуда вовремя отплыл якобы в штатское небытие генерал Зверев, Сиротин понимал, опять же умом профессионала, непреложную необходимость отдельных крутых мер. Тем более что ему была ведома и цель пересадки генерала в кресло директора. Однако когда для достижения высоких политических целей в качестве основного средства воздействия на строптивых сотрудников избирается уголовный беспредел, причем в открытую, безо всякой маскировки, вот этого не желал ни понимать, ни принимать бывший полковник. Об этом и собирался он всерьез говорить с директором.