— Не обращай внимания на кровь, — отмахнулся я. — Отведи меня к синьору Антонио. Я должен немедленно поговорить с ним.

Я пошел к выходу.

— В такой час? — запротестовал Пико, однако ничто не могло меня остановить.

— Он знает, что это за призрак, он обязан знать, — сказал я. Я пытался вспомнить то, что знал сам. Ученый-иудей жил в этом доме, да, точно, двадцать лет назад. Этот ученый-иудей устроил в верхнем этаже синагогу. Неужели синьору Антонио ни разу не приходило в голову, что это призрак того самого человека? Мы колотили в двери дома синьора Антонио, пока не появился заспанный ночной стражник и, увидев, кто мы, не впустил в дом.

— Я должен немедленно увидеться с хозяином, — сказал я старому слуге, но тот только качал в ответ головой, словно внезапно оглох.

Удивительно, подумал я, сколько в этом доме престарелых и немощных слуг. В итоге Пико сам взял свечу и повел меня наверх по ступеням.

В спальне синьора Антонио горело множество ламп. Двери были широко распахнуты, и я прекрасно видел хозяина — синьор Антонио, в длинном шерстяном балахоне, стоял на коленях в изножье кровати. Весь лоб у него был в каплях пота от жарких ламп, руки раскинуты в стороны. Он явно молился о своем сыне.

Когда я появился в дверях, хозяин вздрогнул. А затем уставился на меня в немой ярости.

— С чего ты вдруг явился сюда? — спросил он. — Мне казалось, ты сбежал, опасаясь за свою жизнь.

— Я видел призрака, который буянит в другом доме, — сказал, я. — Я отчетливо видел его и уверен, вы знаете, кто это такой.

Я вошел в комнату и протянул руку, чтобы помочь синьору Антонио подняться. Он принял мою руку, поскольку возраст уже сказался на его здоровье, затем отошел, развернулся и сел в одно из множества громадных кресел, украшенных богатой резьбой. Он опустился на подушки и, потирая нос, как будто ушибся, внимательно посмотрел на меня.

— Я не верю в привидения! — сказал он. — Диббуки, да, демоны, да, но не призраки!

— Ну так поверьте же! Это призрак невысокого старика. На нем черная бархатная туника, длинная, как носят ученые, по краям накидки свисают голубые кисточки. Еще на его тунику нашита желтая «печать позора», и призрак носит очки. — Я изобразил их жестом, нарисовав в воздухе круги перед глазами. — У него лысина на макушке, длинные седые волосы и борода.

Синьор Антонио лишился дара речи.

— Это тот самый ученый-иудей, который жил в вашем доме двадцать лет назад? — спросил я. — Вы знаете, как его звали?

Синьор Антонио ничего не ответил, однако мое описание произвело на него сильное впечатление. Он смотрел в пустоту, ошеломленный и явно расстроенный.

— Ради всего святого, скажите мне, если знаете, кто этот человек, — произнес я. — Виталь сидит под замком в вашем доме. Инквизиция станет допрашивать его, выяснять, не он ли…

— Да-да, я пытаюсь остановить их! — воскликнул синьор Антонио, взмахнув рукой. Он сделал глубокий вдох и после минутного молчания, когда он, кажется, боролся с самим собой, протяжно выдохнул, принимая неизбежное: — Да, я знаю, чей это призрак.

— Знаете ли вы, почему он буянит? Знаете ли вы, чего он хочет?

Синьор Антонио покачал головой. Происходящее явно было мучительно для него.

— А погреб, какое отношение ко всему имеет погреб? Он привел меня туда. Показывал на каменные плиты в центре подвала.

Синьор Антонио испустил протяжный болезненный стон. Он закрыл лицо руками и посмотрел на меня сквозь растопыренные пальцы.

— Ты правда видел его? — прошептал он.

— Да, я его видел. Он в гневе, он ревет и рыдает от боли. И все время указывает в пол.

— О нет, не надо, не говори больше ничего, — взмолился синьор Антонио. — Какой же я был дурак, что не предвидел этого! — Он отвернулся от меня, как будто не в силах выносить мой внимательный взгляд, вообще ничей взгляд, и опустил голову.

— Может быть, вы расскажете всем то, что вам известно? — попросил я. — Объясните, что все происходящее не имеет никакого отношения к Виталю, к несчастному Лодовико и к Никколо? Синьор Антонио, вы обязаны рассказать все, что вам известно.

— Позвони в колокольчик, — велел он.

Я исполнил его просьбу.

Когда явился слуга, очередной ветхий реликт, синьор Антонио приказал старику отвести всех на рассвете в соседний дом, где бушует призрак. В числе заинтересованных лиц были названы отец Пьеро, Никколо и Виталь. Нам надлежало собраться за столом в обеденном зале, который до того еще предстояло очистить от пыли, и принести лампы и стулья. Хлеб, фрукты, вино и все прочее так же необходимо доставить туда, потому что рассказ займет какое-то время.

Я откланялся.

Пико, который все это время маячил в коридоре, подвел меня к двери Виталя. Когда я позвал Виталя по имени, он откликнулся тихим, полным отчаяния голосом. Я попросил его не бояться. Я видел призрак, и скоро его тайна будет раскрыта.

После чего я спустился в небольшую спальню с расписанными стенами и, хотя сгорал от любопытства, сейчас же повалился на кровать и крепко заснул.

Проснулся я с первыми лучами солнца. Мне снился Анканок. Мы сидели с ним рядом в каком-то уютном местечке, беседовали, и он говорил, так и лучась обаянием:

— Ну разве я не объяснял тебе? Миллионы душ затеряны в системах, где царят боль, горе и бессмысленность. Нет никакой справедливости, нет милосердия, нет Бога. Никто не видит, как мы страдаем, кроме нас самих. «Духи используют тебя, питаются твоими переживаниями, нет ни бога, ни дьявола…»

И я спокойно ответил ему в маленькой спальне — или ответил себе.

— Есть милосердие, — проговорил я шепотом. — И есть справедливость, и еще есть Тот, Кто видит все. А над всем этим есть любовь.

Когда я пришел, все приглашенные уже собрались в обеденном зале злосчастного дома. Призрак буйствовал в погребе, время от времени испуская душераздирающие вопли и рыки, разносившиеся по всем комнатам.

Я сразу же заметил, что синьора Антонио сопровождают четыре вооруженных стражника, застывшие позади его стула во главе стола. Старик выглядел отдохнувшим и решительно настроенным, даже торжественным в одеянии из черного бархата, со склоненной головой и сложенными, как будто в молитве, руками.

Никколо казался чудесным образом исцелившимся, и я первый раз увидел его в обычной одежде, если, конечно, одежду этой эпохи можно назвать обычной. Молодой человек был с головы до ног в черном, как и его отец, как и Виталь, сидевший рядом и смотревший на меня с робостью.

Отец Пьеро устроился в конце стола, рядом с ним, по правую руку, находились еще два священника и какой-то человек с кипой бумаг, чернильницей и гусиным пером, который, разумеется, больше всего походил на секретаря. На грандиозном резном буфете стояли многочисленные блюда с едой, а кучка перепуганных слуг, включая и Пико, жались к стенам.