На обратном пути машину вел Венька.

— Слушай, Броня, — сказал вдруг Андрей, —спой нам что-нибудь. А то Веня сейчас заснет за рулем.

— Правда, Буська, спой, только что-нибудь бравурное,веселое, в то я и вправду засну!

— Ну вот еще, пусти лучше меня за руль!

— Никогда! Женщина за рулем — враг человечества! Спой,светик, не стыдись.

— Пожалуйста, Броня! — сказал Андрей. Это прозвучалотак проникновенно, что я сдалась. А Венька — я увидела это в зеркальце заднеговида — метнул на него испуганный взгляд.

— Вы хотите, чтобы я пела? Ну что ж, вы этополучите! — И я запела «Не уходи, побудь со мною…». Негромко так, интимно.Андрей дернулся, повернулся ко мне. Ему мешал высокий подголовник, но он сидел,не сводя с меня блестящих глаз.

Когда я допела, никто сначала ничего не сказал.

— Еще спой, — почти потребовал Андрей.

Я запела «Две гитары».

И вдруг отдала себе отчет в том, что стараюсь нагло, воткрытую, соблазнить Андрея. И тут же сбилась.

— Ну что ж ты? — хрипло проговорил он.

— Эй, ребята, может, мне выйти, а? — довольнорезко спросил Венька. — Такое впечатление, что я тут лишний?

— Да ладно тебе, — весело прервала его я. —Ты же сам просил спеть. — И я запела старую песню: «Уж ты плачь иль неплачь, слез никто не видит, загорюй, затоскуй, курица обидит!» Эту песню ячасто пела Польке, когда она куксилась. На нее она всегда действовала.Подействовала и на Андрея. Он хлопнул в ладоши и рассмеялся:

— Какая простая и мудрая мысль! Спасибо, Броня!

— Буська, знаешь, у меня идея! Давай Митрофанычаогорошим!

— Что?

— Ты ему завтра на сцене вместо какой-нибудь своейпесни спой: «Тебя я лаской огневою и обожгу и утомлю!» Представляешь, как он заведется?А, Андрюха?

— Нет. С Гордиенко я никаких этих штучек делать нестану. Он самый добрый и самый лучший, и я просто не имею права ни на какиехохмочки, — вполне серьезно разозлилась я.

— С ума сойти! — негромко произнес Андрей. В еготоне я услышала в первую очередь уважение.

— Может, ты и права, — согласился Венька, —но, если захочешь кого-нибудь соблазнить, спокойно пой этот романс — и успехтебе обеспечен.

— Ты хочешь сказать, что я тебя соблазнила?

— Еще чего! — не слишком искренне отозвался Венька. —Но я же способен оценить…

— Помолчи уж лучше, — миролюбиво заметил Андрей.

И тут мы приехали.

Утром я обнаружила, что за вчерашний день очень сильнозагорела. Мне это понравилось. А еще я окончательно поняла, что по ушивлюбилась. А может, это любовь, та самая, которой у меня еще не было? Тогдарадоваться нечему. Но я все равно радовалась. Внутри у меня все пело и глазасияли. Я попыталась убрать это сияние, но не получилось. Ну и пусть сияют! Тутже я вспомнила вчерашнее утро. И решила побежать на пляж, а вдруг он тожепойдет? Мне уже не страшно было остаться с ним вдвоем на пляже. Броня с Брониосыпалась как плохая побелка с потолка. Помню в детстве на даче в Абрамцевесделали ремонт. Потолок побелили, а вскоре побелка стала надуваться пузырями. Явлезла на стул и стала тыкать в эти пузыри палкой от швабры. Побелка лепесткамисыпалась вниз. Мне почему-то это доставляло огромное удовольствие, япроделывала это при каждом удобном случае. Но однажды мама застала меня за этимзанятием. Крику было, шуму! Меня чего-то лишили, уж не помню чего, мама со мнойне разговаривала, а когда вскоре приехал Венька, ему запретили со мнойобщаться. Но он не любил подобных методов и спросил у мамы:

— Я не понял, это Буська белила потолок?

— Что за глупости? — воскликнула моя мама. —Я же тебе объяснила!

— Но если бы потолок был побелен нормально, ничего бы снего не сыпалось, верно?

— Допустим.

— Не сыпалось бы, и у Буськи не возникло бы соблазнатыкать палкой в потолок! Поэтому наказывать надо не ее, а маляра.

Бабушка услышала этот разговор и безоговорочно перешла насторону Веньки. В результате наказание отменили. Мне тогда было одиннадцатьлет, а ему четырнадцать. Ну разве можно было не обожать такого кузена? Я иобожала. И до сих пор обожаю!

Но купаться мне пришлось в гордом одиночестве. Зато назавтрак все явились почти одновременно. Даже Андрей с Ларисой. Она выгляделапришибленной. А он измученным. По-видимому, состоялось какое-то объяснение.

— Буська, не пялься на него так, неприлично! —шепнул мне Венька. — Ешь лучше свой арбуз.

— Вень, отстань, а!

— А ты знаешь, что мне вчера вечером сказал Митрофаныч?

— Откуда ж мне знать?

— Он спросил: «А вы заметили, что у Бронечки назреваетроман с Андреем?»

— И что ты ответил? — развеселилась я.

— Что ты набитая дура и я ничего не могу с этимподелать.

— Правильно ответил.

Тут появился Оскар:

— Бронечка, можно вас на два слова?

— Мне уйти? — недовольно осведомился Венька.

— Извините, Вениамин, но…

— Сиди, — сказала я. — Пойдемте в холл,Оскар.

— Бронечка, помните, я говорил вам про поклонника?

— А, неромантический герой.

— Ну да. Он теперь созрел.

— Созрел для чего? — улыбнулась я.

— Чтобы поговорить с вами.

— И где он?

— Тут рядом, в «Шератоне».

— Не пойду!

— Почему?

— С какой стати мне идти в отель неведомо к кому иневедомо зачем?

— Ведомо, все ведомо — и кто он и зачем.

— Тогда скажите!

— Он хозяин русского ресторана, вернее, целой сетирусских ресторанов в Европе и Америке.

— Ну и при чем тут я?

— Он хочет сделать вам выгодное предложение.

— Какое предложение?

— Петь у него. Он говорит, что просто сходит с ума отвашего голоса.

— Да ну, Оскар, скажите ему, что я не согласна, и все.

— Броня, но вы же не знаете, какой контракт он хочетвам предложить. И вообще… Я обещал ему привести вас. Не волнуйтесь, он не будетк вам приставать. Он ждет нас в холле отеля. В худшем случае пригласит пойти вбар. Тоже мне проблема!

— Ну ладно, а можно взять с собой Веню, он жеимпресарио и к тому же мой брат?