– И никогда выражение отвращения, изумления или веселья не должно появляться на лице исследователя, – процитировала мисс Кловис фразу, которую как-то вычитала в пособии для начинающих антропологов.

На младенческом розовом личике миссис Форсайт как раз таки появились выражения разочарования и облегчения.

– Отрадно слышать. Уверена, этот молодой человек не станет писать такую статью, какую гадкий профессор Фэрфекс опубликовал в журнале, что вы мне прислали, верно? – спросила она, поворачиваясь к профессору Мейнуорингу.

– Ну конечно же нет! – весело рассмеялся профессор, резко дергая себя за бороду. – Моллоу ведет ценную работу, которую администрация находит крайне полезной. Когда он что-нибудь опубликует, – вопросительный взгляд, брошенный на Тома, отчасти сгладил словесный укол, – можете быть уверены, это будет образец скуки, совершенно неудобочитаемый, надо думать.

Том издал неуверенный смешок.

– А чем занимается милая девушка?

Порозовев, Дейдре забормотала, что она просто студентка, еще только готовящаяся получить диплом.

– И вы надеетесь поехать туда и работать среди туземцев? – спросила миссис Форсайт.

– Право, не знаю, полагаю, да.

– Женщина в экспедиции бывает большим подспорьем, – сказал профессор Мейнуоринг. – Многие исследователи находили, что наличие жены крайне полезный фактор, особенно если у нее подходящее образование.

– Мужчине нужны любовь и сочувствие, где бы он ни был, – с толикой упрека сказала миссис Форсайт, обращаясь как будто к мисс Кловис, поскольку считала, что та не разделяет такую точку зрения.

– А меня это счастье обошло стороной, – несколько высокомерно заявил профессор. – Интересно, неужели моя работа от этого пострадала?

– Ах, профессор, уверена, вы нравились многим женщинам! – игриво воскликнула миссис Форсайт. Будь у нее веер, она непременно хлопнула бы им его по руке.

– Думаю, могу сказать, что на мою долю выпала толика нежных чувств, – протянул он, как будто не отдавая себе отчет в том, что у него есть слушатели.

– Полагаю, миссис Форсайт захочет посмотреть заявки на гранты, – довольно резко вмешалась мисс Кловис. – Время идет, знаете ли.

– И как идет! – с коротким смешком откликнулся профессор и, дружески помахав молодым людям, проводил миссис Форсайт и мисс Кловис в коридор.

– Прекрасно, моя дорогая Эстер! – сиял он, пока миссис Форсайт мыла руки. – Просто замечательно, что там сидели те двое, с головой уйдя в разговор. Исключительно удачная нотка. Я видел, что на Минни это произвело большое впечатление. Моллоу очень крепкий, – добавил он, точно Том был напитком, который уже пора разливать по бутылкам, хотя сомнительно, что он уловил бы аналогию. – А, вот и вы, дорогая Минни! Как насчет скромного ленча? У вас было утомительное утро, но, надеюсь, то, что мы вам сегодня показали, вас не разочаровало?

– Нет, нет, совсем напротив. И та очаровательная пара, молодые люди, так очевидно влюбленные, во всяком случае девушка. Возможно, женщины проявляют свои чувства больше мужчин. Любовь среди всех этих книг… Сколь ни образовывай женщину, ее ведь все равно не сдержать… – На ее голубые глаза сентиментально навернулись слезы.

– Ваш шофер ждет внизу, миссис Форсайт, или вы велели ему за вами заехать? – вмешалась мисс Кловис.

– О, наверное, ждет, – отозвалась миссис Форсайт тоном туманным, но уверенным, какой свойствен тем, кому никогда не приходится беспокоиться о том, как попасть куда-то, или полагаться на превратности общественного транспорта. – Вы присоединитесь к нам за ленчем, мисс Кловис?

– Нет, у меня, право, слишком много работы, – ответила мисс Кловис, которую на ленч не пригласили.

– Тогда, наверное, нам пора. – В голосе миссис Форсайт послышалось облегчение.

Она так и не прониклась симпатией к мисс Кловис, которую считала суровой, неженственной и вечно вмешивающейся с какими-нибудь уныло практическими соображениями в то, что обещало стать очаровательной беседой с профессором Мейнуорингом.

Машина миссис Форсайт, старомодная, но лучшей марки и прекрасно ухоженная, ждала внизу на улице. Когда они спустились, шофер затолкал в карман коммунистическую газету, поспешил выйти и открыть заднюю дверцу и, хотя день был теплый, укрыл колени миссис Форсайт легкой накидкой. Заняв место рядом с ней, профессор Мейнуоринг поманил ее названиями нескольких дорогих ресторанов, чтобы она выбрала на свой вкус. Но в итоге она предпочла дамское крыло в его клубе, который был научным и закрытым и казался дверью в те увлекательные и неисследованные академические круги, в которые ее покойный супруг при всем его богатстве так и не смог проникнуть.

Машина тронулась и поехала довольно медленно, как часто приходится ездить машинам в Лондоне. Марк и Дигби, которые шли по тротуару, успели заметить, как вальяжно раскинулся профессор на фоне жемчужно-серой обивки: одна рука на шелковом шнурке, а у щеки покачивают головками гвоздики в серебряной вазе.

– Если бы он бросил в окно пригоршню монет, ты унизился бы до того, чтобы драться за них посреди дороги? – спросил Дигби.

– Сомневаюсь, что вышла бы драка, – отозвался Марк. – Англичане таких вещей стесняются. Все просто отводили бы глаза и спешили прочь. Поле битвы осталось бы за нами.

Сборы Тома оказались огорчительными и для Кэтрин, и для него самого. Кэтрин так до конца и не решила для себя, почему гораздо мучительнее видеть в слезах мужчину, чем женщину: наверное, только потому, что мужчинам полагается быть сильным полом. Она давным-давно поняла, что мужчины способны плакать и плачут, но, вероятно, так и не оправилась от первого потрясения или с тех пор не нашла адекватного способа с этим справляться. Так, наверное, чувствует себя мать, когда сын уезжает в школу, а это тут же напомнило ей детскую песенку:

Еду я в школу, машина у порога,

Мама ждет поцеловать на дорогу,

Серьезный папа дает мне совет,

Маленькая Мэри куксится мне вслед.

Ощущение сборов в школу стало таким острым, что, ходя из комнаты в комнату, собирая пожитки Тома и помогая их упаковывать, она начала мурлыкать мелодию себе под нос. Теперь она могла предотвратить его уход не больше, чем мать может предотвратить отъезд ребенка в школу.

Оба они провели бессонную и безотрадную ночь, а наутро Том, исподтишка бросая на нее полные мольбы взгляды, сказал, что не слишком хорошо себя чувствует и у него, наверное, температура. Маленький мальчик надеялся, что проснется с сыпью и ему поставят диагноз корь или ветрянка, думала Кэтрин, ожесточаясь сердцем.

– Сам знаешь, у меня нет термометра, – сказала она вслух. – Но если ты действительно болен, конечно, тебе надо лежать. Наверное, можно распаковать кое-что из твоих вещей.

– Да нет, я, пожалуй, нормально себя чувствую. – Он оглядел комнату. – Выглядит в точности такой же, как была, даже без моих вещей, верно?