Кэтрин набрала себе поднос всякой всячины: валлийскую гренку с сыром, хлеб с маслом, пирожок в форме лодочки – и устроилась за столиком, где уже сидели две женщины. Расслабившись, она поплыла по волнам их разговора, который казался нескончаемым.

По всей очевидности, они работали в одной конторе, поскольку начали обсуждать начальника, как он пришел и потребовал, чтобы что-то там было сделано к половине шестого, а это, естественно, невозможно. Кэтрин воображала, что начальников всегда обсуждают, и ее больше заинтересовали недостатки той их коллеги, которая только что уволилась и в чьей картотечной системе черт ногу сломит.

– Ни за что не догадаешься, на какую букву она это поставила! – заявила одна тоном победного предвкушения.

– И пытаться не буду, – ответила другая, подыгрывая товарке.

– На «Р». «Р» для «Разное», полагаю! Ну слышала ли ты когда такую нелепицу?

– Я всегда считаю, что перекрестных ссылок мало не бывает. Когда я уйду, ни малейших трудностей с поиском не возникнет.

А вот и нет, возникнет, думала Кэтрин. Вникнуть в чужую картотечную систему делопроизводства так же сложно, как понять другого человека. Только решаешь, что знаешь про него все, как случается невероятное: «Р» для «Разного», когда, естественно, предполагаешь, что будет на какую-то другую букву.

Тут она сообразила, что ее соседки по столу перешли к другой теме, судя по всему, к церковным или приходским делам.

– Пастор… Ну очень молодой человек и не всегда одевается согласно сану, как будто он и не духовное лицо вовсе. – Это говорила женщина, которую Кэтрин мысленно окрестила Черной Тараканихой, вторая стала Леопардовой Шляпкой.

– Конечно, – продолжала Тараканиха, – в другой церкви, то есть в англо-католической, служит старик. Жалко, что в англиканской церкви молодые не попадаются, такое ощущение, что там все старые, ты не замечала?

– Ну, юность еще не все, – отвечала Леопардовая Шляпка. – Молодые иногда бывают чуточку стеснительны или неуклюжи. И даже старые были когда-то молоды.

– Тут я с тобой согласна. Но их молодость в прошлом. А вот мне хотелось бы знать, куда деваются те, кого только что рукоположили. Их-то кто получает? – взвился голос возмущенной Тараканихи.

За электрический орган, которого Кэтрин раньше не замечала, села деловитая женщина в сшитом на заказ костюме. Звуки органа, мурлычащие, паточно-тягучие и одновременно пружинистые, смешались с пресными голосами Тараканихи и Леопардовой Шляпки в сущий звуковой кошмар.

Кэтрин больше не могла этого выносить, и кофе как будто не предвиделось.

– Простите, кофе тут подают? – спросила она Тараканиху.

– О да, кофе обносят. Но до семи часов его не ждите.

Кэтрин было задумалась над странностью происходящего. Значит, еще нет семи. Как ей убить вечер? Пойдут ли Том с Дейдре к ней в квартиру? Довольно очевидное место, если хочешь и дальше мирно держаться за руки. Мужчин считают бесчувственными, но, возможно, так только кажется из-за вымученной деликатности женщин, которые удушают своих мужчин облаком сентиментальных ассоциаций: наша песня, наше стихотворение, наш ресторан, – пока наконец те не начнут рваться на свободу, как птицы, попавшие в ловушку под черными шнурами сетки на грядке с клубникой, думала она, на ходу меняя метафору. Но ведь и она сама считала тот ресторанчик их с Томом, и ей только теперь пришло в голову, что он просто оказался поблизости, к тому же дешевым, не более того.

Молодой человек в белой куртке налил ей в чашку ароматную жидкость. Чашку она приняла с благодарностью и смирением. Или, точнее, покорностью судьбе. Напиток был крепким и горьким, почти как лекарство, и с каждым глотком она чувствовала, как ей от него становится лучше. Чай, размышляла она, полезнее для здоровья, чем алкоголь, и дешевле, и, наверное, тысячам людей это известно.

– Основательно же вам заварили, – вполне дружелюбно сказала Тараканиха.

– Да, крепко, – откликнулась Кэтрин. – Иногда бывает необходимо.

– Простите, что спрашиваю, – вмешалась Леопардовая Шляпка, – но было ли… может, вы… может, вы недавно кого-то утратили? – скороговоркой выпалила она наконец.

– Я? Нет, не совсем, – смешалась Кэтрин.

– Просто на вас черное платье и гагатовые серьги… простите, что упомянула.

– Ничего страшного. В конце концов, это вполне могло бы быть правдой.

– Да, нужно ко всему быть готовой, – сказала Леопардовая Шляпка. – Моя подруга, – кивнула она на Тараканиху, – только что потеряла мать.

– Мне так жаль…

Кэтрин с удивлением посмотрела на Тараканиху и подумала, как странно, что у женщины, по виду ее ровесницы, еще совсем недавно была жива мать.

– Теперь, когда мамы нет, я смогу ходить в конгрегационалистскую церковь, – доверительно сообщила Тараканиха. – Пастором там совсем молодой человек, и он не всегда одевается как пастор. Конечно, в другой церкви, в англо-католической, служит старик…

Кэтрин вскочила – довольно резко. На время разрушенный крепким чаем кошмар как будто возвращался. Интересно, сколько они тут будут сидеть, обсуждая возраст служителей церкви, и выяснят ли когда-нибудь, кому достаются только что рукоположенные?

– Извините меня, пожалуйста, – сказала она. – Мне пора идти. Доброго вам вечера.

Теперь, когда мамы нет… Да, печальная утрата, но теперь она хотя бы может ходить в церковь, которую сама выбрала. Если Том уйдет, Кэтрин тоже будет свободна, но никакое утешение конгрегационалистской церкви и молодого пастора ее не ждет. Она вообразила себе, как пастор стоит у двери после вечерней службы, пожимает выходящим прихожанам руки, может, находит особое словцо для тех, кто недавно понес утрату…

Подняв глаза на окна квартиры, она не заметила там признаков жизни, хотя и не знала в точности, ожидала ли их увидеть. В гостиной письменный стол был завален страницами неряшливой машинописи Тома. Подобрав одну, она прочла предложение, начинавшееся словами: «В преддверии моей второй экспедиции». Ей вспомнилось, как она предложила упростить оборот, но он ее не послушал. Наверное, мы любим людей такими, какие они есть, а не такими, какими надеемся их сделать, подумала Кэтрин, прижимая страницу к щеке. Она бесцельно побродила по комнате, глядя, как сгущаются сумерки, и спрашивая себя, сидят ли до сих пор Том с Дейдре в ресторанчике. Вполне возможно, ведь еще не слишком поздно, и, учитывая, сколько они держатся за руки, неизвестно, когда они доедят. Возможно, потом они пойдут гулять в парк. Том, как правило, природу не жаловал, но Кэтрин знала, что на ранней стадии влюбленности люди часто ведут себя нехарактерным образом.

Тут она вспомнила, что сама за ужином кофе не получила, поэтому, сварив себе чашку, устроилась за собственной машинкой на столике у окна. В машинку, как всегда, была заправлена до половины написанная страница, брошенная посреди фразы, так что она смогла продолжать с места в карьер, дополняя французский фон рассказа, в котором у двоих незнакомцев, которые скоро станут героем и героиней, между поездами оказывается три часа свободного времени и они выходят с вокзала на площадь маленького французского городка. Они сидят на скамейке и смотрят на бело-розовые олеандры, болтают под звуки далекого военного оркестра… Кэтрин так увлеклась, что не заметила, как прошло почти два часа. Только неожиданно услышав на лестнице шаги, она обнаружила, что Том заглядывает ей через плечо.