Она легко прикоснулась к синякам на запястье Маши, что утром оставили ее пальцы, а потом быстро вышла из комнаты, пожелав из-за двери сладких снов.

После ее ухода Маша долго не могла уснуть. Сначала она развлекалась тем, что примеряла Жукин гардероб, потом рассматривала ее брошки — паучков, жучков и блошек, затем намазала брови светящейся краской и потратила полчаса, чтобы ее отмыть, а потом вдруг нашла дневник. Вернее, она не сразу поняла, что это дневник. На обложке с бело-золотыми лилиями была надпись: «Уроки правописания», и Маша открыла тетрадь… Сначала она решила, что читает что-то вроде сочинения «О проблеме личности». Потом так увлеклась, что не заметила, как сочинение превратилось в почти что настоящий роман. И только ближе к концу поняла, что Жука пишет о самой себе. А если так, то общего у них с Машей Некрасовой очень мало — только возраст и внешнее сходство. Что бы там ни считал Кармин 212, Маша не могла быть Жукой, даже Лабиринт Иллюзий, наверное, не способен был бы переделать ее настолько.

Маша снова зашелестела страницами дневника, выхватывая отдельные фразы: «Моя беда в том, что я чувствую в себе гигантский потенциал, словно мне суждено стать если не самым могущественным Диамантом, то хотя бы жить во Дворце гостей Объединенных островов». «Учителя часто придираются ко мне, говоря, что способности — ничто, если нет желания работать, что настойчивый, старательный бездарь всегда будет на шаг впереди меня, талантливой, но ленивой». «Родители не понимают меня. Вчера я сказала маме, что мне нужны новые бриджи, она ответила, что у меня шкаф ломится от вещей. Я намекнула, что во Дворце гостей Объединенных островов никогда не надевают одну и ту же вещь дважды, а она рассмеялась и посоветовала мне замотаться в плющ, его точно не наденешь дважды, завянет. Без новых красивых вещей меня не будут считать личностью в нашем классе». «До него же трудно быть не такой, как все, быть лучше всех и постоянно это доказывать».

Прочитав эту фразу, Маша немного смутилась. Она хорошо помнила тот день, когда снова решила стать СКВОЗНЯКОМ, Наверное, в ее голове были похожие мысли, но двигали ею совершенно другие мотивы!

Отшвырнув дневник в сторону, она принялась мерить шагами комнату. Нет, она не стремилась быть лучше всех, она хотела спасти мир. Зачем? Какое ей дело до мира, о котором она даже ничего не слышала? Захотелось погреться в лучах славы?

Маша остановилась перед зеркалом и сказала, глядя на свое отражение:

— Я хотела приключений — я их получила. Я хотела подтверждения, что я СКВОЗНЯК, — я его получила. Если только это не ложные воспоминания, о чем говорила Ирвина Фильевна, которые наложились на мое желание доказать, что я не такая, как все. Может, я и вправду — Жука Листогон?

Маша подобрала дневник и перелистала снова. Последние десять страниц были словно пронизаны криком чужой души: «Если бы дети могли выбирать родителей! Если бы я случайно оказалась дочерью Повелителя иллюзий! Он может все, он исполняет любые желания. У меня были бы роскошная одежда, лучшая косметика, личный летающий диск! Вот тогда бы все поверили, что я — необыкновенная!»

— Я пока в своем уме, — успокоилась Маша. — Жука в первую очередь мечтала о необыкновенной роскоши. Мне же и эта комната кажется чересчур навороченной, даже противно как-то. Нет, это не мои мечты. Я не хочу быть дочкой Повелителя иллюзий. Но как я хочу добраться до него и спросить — какого черта, батя? Как вернуть ребятам память?

Внезапно ей стало стыдно, что она копалась в вещах этой самой Жуки. Она даже отцепила со штанины несколько насекомых, оставив одного зеленого сверчка для того, чтобы не выделяться из толпы разукрашенных блестками островитян.

— Я все равно доберусь до истины, — пообещала своему отражению Маша. С этим она и уснула.

Утром Карантина разбудила ее, принеся на подносе завтрак — большое зеленое яблоко, настой медовых споров и маленькие печенюшки с разноцветной глазурью. Маша поблагодарила ее, а на душе было кисло — дома мама обычно будила ее, тряся за плечо, а потом убегала собираться на работу и из другой комнаты кричала: «Завтрак на столе, не нравится, приготовишь что-нибудь сама». Наверняка и в доме Листогонов раньше было что-то подобное. Такие ласка и забота со стороны Карантины говорили только об одном — она мысленно давно похоронила свою дочь. И теперь, узнав ее в неожиданной гостье, больше чем когда-либо боялась ее потерять.

Маша не смогла съесть слишком сладкий завтрак, у нее запершило в горле. Она снова выкупалась в ванне с разноцветной водой, потом надела выбранную вчера одежду — перламутровую футболку, белые босоножки и серые бриджи с зеленым сверчком на штанине. Заправила постель, помогла хозяйке вымыть посуду, а затем села на диван рядом с Гешандием посмотреть новости по монитору. День отдыха закончился вчера. Пора приниматься за работу. Возможно, СКВОЗНЯКА в этом мире ждут и другие дела, кроме Лабиринта Иллюзий.

Гешандий откусил соленое печенье и сказал:

— Ты точно не моя дочь.

— Ага, мы это уже обсудили. — Маша не отрывалась от монитора.

— Жука никогда не надевала одну и ту же одежду дважды.

— Это не моя одежда, во-первых. А во-вторых, Карантина вчера назвала ее моей любимой.

— Ну да, — Гешандий жевал печенье — потому что именно эту футболку Жука надевала три раза.

— Действительно, — согласилась Маша, тщетно пытаясь разобраться в том, что говорили по монитору.

— И посуду она никогда не мыла, и новостями не интересовалась. Знаешь что? Я бы с удовольствием променял ее на тебя. Скажи, может, ты все-таки Жука? Тогда тебя не стоит лечить дальше.

— Что? — Маша, пораженная услышанным, отвернулась от монитора. — Вы серьезно? Вы бы хотели обменять родную дочь на ту, что вас больше устроит? Надеюсь, мой папа так никогда не скажет…

— Эй, а ты умна не по годам! — ответил уязвленный Геша. — Но ты просто не знаешь Жуку, она была невыносимой…

— Тем не менее она мирилась с тем, что является дочерью не самого идеального отца, — не сдержавшись, нагрубила Маша.

— Ошибаешься, — Геша смотрел на нее очень внимательно. — Она при каждом удобном случае говорила, что отрекается от меня, была просто зациклена на своем желании оказаться дочерью Повелителя иллюзий.

— Тогда вы друг друга стоите, — вздохнула Маша, вспомнив дневник. — Может, когда вы увидитесь, надо будет заново познакомиться друг с другом?

— Ах, вы опять спорите, ну прямо как в старые добрые времена, — всплеснула руками Карантина, выходя из кухни. — Одно загляденье. Скоро ты, Жука, начнешь опять швыряться в меня тряпками. А то на каждом шагу: да, мамочка, нет, мамочка, что еще для тебя сделать, мамочка… Я уже стала волноваться.

— Не начну, — сказала Маша. — Извините меня. И за тогда. И за… теперь…

— И это тоже пройдет, — философски отозвался Геша. В этот момент на мониторе возникло крупным планом лицо Кармина 212. Маша вся подалась вперед и думать забыла о перепалке с Листогонами.