Время приближалось к вечеру, бой постепенно прекращался, но еще местами слышны были очереди из пулеметов и автоматов. В основном работала артиллерия, но и она все реже и реже посылала снаряды в сторону боевиков. Я решил подождать еще минут двадцать и просить разрешения убыть в свой лагерь, так как в темноте пускать ракеты было бы бессмысленно. Наблюдал за перекрестком и размышлял о том, что на нем, вполне возможно, располагаются огневые точки и позиции боевиков: слишком удобная позиция для обороны и неудобная для атакующих. В этот момент на перекресток спокойно вышел боевик и начал неторопливым шагом пересекать дорогу, направляясь к кустам на противоположной стороне дороги.

– Ермаков, бей! – дурным голосом реванул я команду.

Сержант, в этот момент высунувшийся из люка и тоже наблюдавший за перекрестком, мгновенно провалился внутрь машины, одновременно закрывая люк. Причем он так стремительно захлопнул его, что, по-моему, даже хорошо треснул им самого себя по голове. Моторы пусковой установки завизжали на высокой ноте, стремительно поворачивая установку на перекресток. Она замерла, и тут же ракета сорвалась с направляющей, помчавшись к перекрестку. Краем глаза я увидел солдат первого батальона, которые в азарте кричали и свистели:

– Давай, давай…

А боевик спокойно продолжал свое движение, и жить ему оставалось всего несколько секунд. Но все-таки сегодня был его день. Из-за строений у перекрестка неожиданно вынырнул БТР духов, стремительно пересек перекресток и по грунтовой дороге так же стремительно стал спускаться в зеленку. Боевик мгновенно был забыт.

– Ермаков, бей БТР! – заорал я, одновременно понимая, что мой подчиненный не может слышать меня. Но Ермаков, может быть, еще раньше меня увидел бронированную машину: ракета слегка изменила направление полета и устремилась к БТРу. Все, кто видел этот поединок, затаили дыхание. Кто победит? Машина духов успеет скрыться в зеленке? Или ракета все-таки поразит ее?

В бинокль хорошо было видно, что часть боевиков, увидев приближающуюся ракету, начали поспешно прыгать с брони. Почти все они не могли удержаться на ногах, и при приземлении их раскидывало в разные стороны. Другие стали быстро перемещаться на переднюю часть машины. Казалось, боевикам повезло; уже передок скрылся за деревьями, и ракета не успеет. Я открыл рот, чтобы в досаде выматериться, но ракета все-таки успела ударить в самый край кормы, где находились топливные баки, и взорвалась. Пламя мгновенно охватило кормовую часть, вздыбилась серым облаком пыль на дороге, а через секунду машина вкатилась в зеленку, исчезнув из виду.

– Черт, они сейчас потушат машину, – в огорчении воскликнул я, все-таки с надеждой всматриваясь в место, куда въехала машина чеченцев. Прошло секунд сорок, и несколько в другом месте, чуть подальше, в небо взметнулся багровый шар взрыва – это взорвались баки БТР. Пламя опало, и теперь были видны отдельные языки огня, которые весело плясали в зеленке.

– Альфа 01, я Лесник 53. Прием! – Получив подтверждение, я возбужденным голосом продолжил: – Альфа 01, на перекрестке дорог, на территории духов уничтожил БТР противника.

После непродолжительного молчания в наушниках захрипело:

– Лесник 53, доложите точные координаты места, где вы подбили БТР.

– Альфа 01, к сожалению, точно указать не могу, так как забыл взять с собой карту, но это перекресток дорог на Шали и Новые Атаги. Альфа 01, прошу вашего разрешения убыть в свой район, так как через полчаса стемнеет и ничего уже не будет видно.

Получив разрешение убыть в свой лагерь, я быстро собрался и помчался к себе, решив по пути проехать на отбитые у боевиков 13 марта позиции. Мы слезли с машины у моста через арык. Спрыгнули в длинный окоп и сразу же оказались в пулеметной ячейке. Дно ее было густо усеяно стреляными гильзами. Я прилег на бруствер и посмотрел в нашу сторону: хорошо были видны позиции третьего взвода, место, где стоял МТЛБ Черепкова, и часть моего бывшего командного пункта. Теперь было понятно, откуда нас «приветствовал» чеченский пулеметчик. Из его ячейки мы пошли по окопу, заглядывая в каждую щель, и везде видели одну и ту же картину: окоп, в стене через каждые десять-пятнадцать метров были вырыты тесные углубления, застланные соломой и опять же шинелями советского образца. Здесь они жили, спали и умирали. Та же нищета и оголтелое упорство. Наши солдаты жили и воевали в гораздо более комфортабельных условиях. Пройдя по всему окопу, мы вылезли и направились в свою уютную, светлую и желанную землянку. Здесь нас уже ждали с нетерпением Алексей Иванович и техник. Стол был накрыт, и мы сразу же приступили к ужину. Я неторопливо рассказывал, а Кирьянов и Карпук, открыв в изумлении рты, слушали мой рассказ.

В десять часов утра следующего дня я с противотанковой установкой сержанта Некрасова уже дежурил на обрыве. Помимо пехоты, на обрыве заняли оборону несколько зенитно-самоходных установок, вокруг которых крутился командир дивизиона майор Микитенко. По всему обрыву через равные расстояния стояли танки, и везде кипела работа по наращиванию инженерного оборудования позиций. Я сидел на башне своего БРДМ и лениво оглядывал в бинокль территорию, занятую духами. Движения там особенного не было, а если что-то я и замечал, то не реагировал. Это были не мои цели. Изредка в стороне от перекрестка вздымались разрывы снарядов нашего дивизиона. Но что они там долбили – видно не было. Потом один из снарядов упал в пятидесяти метрах от построек у дота. Через минуту второй снаряд разорвался уже прямо на перекрестке. Пристреливают. Я уже более внимательно осмотрел перекресток и его окрестности, но ничего не заметил. Только обратил внимание, что МТЛБ из-под навеса у дота исчез.

Продолжая наблюдать за перекрестком, я в изумлении открыл рот, когда из кустов на дорогу спокойно выбралась белая «Волга» с пятью боевиками внутри, медленно выехала на центр перекрестка и остановилась. Вокруг меня все заорали, показывая пальцами на автомобиль. Попытался что-то скомандовать Некрасову, но горло перехватило спазмом, и я издал только нечленораздельный писк. Рядом со мной Алушаев нырнул было в люк к пулеметам, но зацепился бушлатом за выступ и застрял. Теперь он бессмысленно дергался, пытаясь освободиться, а Чудинов хватал меня за руки и, беззвучно открывая рот, тыкал пальцем в сторону дороги. Некрасов же просто разинул рот и истуканом застыл в своем люке. Я, оттолкнув руки Чудинова, вновь поднял бинокль, моля Бога, чтобы хоть кто-то не растерялся и все-таки уничтожил зарвавшихся духов. «Волга» тем временем, постояв секунд пятнадцать на перекрестке, начала разворачиваться, и тут Бог, наверно, услышал не только мою молитву. На перекресток обрушился шквал снарядов. Первые же два снаряда попали в автомобиль, и «Волга» с боевиками исчезла в огненном шаре. Тут же перекресток и его окрестности утонули в дыму от десятка разорвавшихся снарядов, вверх, по крутой траектории, вылетела крупная часть машины, описала довольно большую дугу и шмякнулась далеко от дороги. Еще несколько кусков взлетели над дымом и упали обратно в огонь.

Кругом вопила в восторге пехота, многие повернулись ко мне и показывали пальцами на перекресток: мол, вот как надо. Я как будто очнулся от столбняка, отцепил бушлат Алушаева, продолжающего биться в люке, от выступа, и сержант с грохотом и матом исчез в глубине БРДМ. Я обматерил Чудинова и показал кулак Некрасову. Если бы мы не растерялись, то у нас было бы достаточно времени, чтобы уничтожить боевиков.