Теперь Иван живет в городе и ворочает делами. Он не ровня мужикам, хотя дружествен со всеми по-прежнему, словно до сих пор живет в дырявом зимовье. Афанасьев тоже стал купцом, скупает рыбу, завел свой пароход, построил мельницу в Благовещенске.

На вид Иван не переменился, словно все старели, а он оставался тем же. Такие же короткие усы, смуглое, загорелое лицо, как будто и теперь не вылезает он зиму и лето из тайги. Усмешливый взор и та же шутливость. Те же тяжелые плечи, стройность тела, сила и гибкость в движениях. Одет в дорогое сукно, но по-прежнему в унтах. Он повесил на гвоздь двойную пыжиковую доху, перекрестился на икону, обнялся и перецеловался со всеми.

— Дедушка, — сказал он Кондрату, — я всегда помню, как ты меня по заду бичом отянул. За Расею-то. Еще и теперь болит.

— Как же! Это я помню! — ответил старик. — Я тебе сказал и как припечатал.

— Наш Вася только что уехал, — заговорила Наталья, полотенцем вытирая мокрую руку и с радостным смехом протягивая ее гостю, — обоз-то, поди, встретил.

— Обоз едет, а я подумал, нет ли Васяты. И как раз идет пешком, ведет коней. Остановились и поговорили. В городе он ко мне заедет… А я сегодня проснулся, поглядел в окно и че-то одурел. Схватил топор, выскочил, нарубил дровишек, затопил печку.

Все радушно слушали Ивана, зная, что он начнет сейчас свои рассказы или пошутит весело. Егор почувствовал, что на постройку школы нынче не пойдет.

— Ты и прежде все в мериканской шляпе ходил, — сказал дедушка, которого приезд Бердышова необычайно оживил. — А вот и съездил. За сине-то море!

Видно, дедушке хотелось узнать от самого Ивана про путешествие. С тех пор как Бердышов ездил в Калифорнию, прошло несколько лет и многое пришлось с тех пор услышать про него. Дедушка всегда любил узнавать что-нибудь новое от самого Ивана.

Накрыли на стол. Сварили любимых Иваном калужьих пельменей.

— А где же теперь Анна? — спросила Наталья. — Скоро ли к нам?

— Анга и Таня в Петербурге, — отвечал Иван, — дочь учится. Обе грамотейки. И мне надо жить в Петербурге, за добытое золото платят только там. Такой закон. Значит, и богатые золотопромышленники должны быть собраны в столице.

Крестьяне знали, что по закону золото сдается промышленникам в Иркутске, а деньги за него получают в Петербурге. Поэтому большая часть добытого золота уходила от старателей за границу через перекупщиков.

— Я до весны доживу в Хабаровске, а летом пойду из Владивостока пароходом. Побываю в Европе, — сказал Иван.

Но все, о чем он говорил сейчас, было так далеко для крестьян, что трудно поддерживать такой разговор.

— А правда, что тамбовцы церковь не хотят строить? — спросила Наталья. — Ты заезжал к своим?

У Ивана по всем деревням дружки и товарищи.

— Не хотят. Спирька говорит, мол, зачем нам. Чтобы были поп, да дьяк, да пономарь, да попадья, а там пойдут попы зятья, а у нас Горюн полный зверей и соболя есть еще по хребтам. Нет, мол, пусть лучше наездной поп служит. Все равно в грехах признаемся, ничего не утаим, все исполним. Они стояли на своем, денег на постройку не дают — бедны, мол. И все! А у казны и у архиерея тоже нет денег.

— Стоят крепко, — подтвердил Егор.

— Спиридон говорит, что хотят ввести налог с крестьян, как на старых местах.

Вошла Дуня. Щеки ее в темных пятнах; проступили веснушки. Иван как-то сразу почувствовал, что она ему не очень рада. Какие-то свои дела и заботы владели Дуней так сильно, что ей, кажется, ни до чего дела не было. И дядя Иван, которому она всегда радовалась, кажется, теперь ей не нужен.

Она присела рядом с Татьяной и стала слушать. Говорили про ее отца, и, как всегда, Иван хвалил Спирьку.

Дуня стала перешептываться с Татьяной. Иван заметил, что она оживала, перехватил ее короткий лукавый взгляд. Дуня отвела глаза и, полуприкрывшись платком, опять что-то кратко шепнула подруге. Ивану показалось, что лед оттаивает, но до весны еще далеко.

Пришел Александр, приемный сын Егора, женатый на гольдке. Иван вскочил, обнял Сашку. Щеки у китайца разгорелись, как на ветру.

— Куда поехал? — спросил Сашка. — Опять в Америку?

— Поехал машину покупать. Слыхал, я завел промывку машинами, завез локомобили для откачки воды из шахты. Паря, недаром езжу. Че-то же я видел на Урале… И в Калифорнии.

— Хорошо, — ответил Сашка.

— А я слыхал, что ты, Егор, хочешь все свои открытия предоставить обществу. Жить, как ты всегда живешь, — по справедливости. Что же! Так верно! Только я тебе наперед скажу, люди порядка не знают. Придется тебе этот порядок навести, как это делается на всех артельных приисках, где люди моют без позволения, контрабандой. Видно, всюду так, во всем мире. У нас так же было на Желтуге. Слыхали про Желтугу?

— Слыхали! — сказал Сашка, усевшись у печи на корточках.

— Александра, пойди к столу, — строго сказала ему Наталья.

Китаец пошел мыться к рукомойнику. Он делал все тихо, стараясь не помешать разговору.

— Придется вам выбирать атамана, или, как называли на Желтуге, президента.

— Это ясно, — согласился Егор.

— Президенту надо выбирать помощника и начальника полиции. Придется назначать сотских — следить за порядком.

Иван долго и подробно рассказывал, как и какие устанавливаются законы в таких республиках, как выбираются на глухих речках, где сходятся много старателей, должностные лица и как им приходится действовать.

— А долго такой прииск проживет? — спросила Дуня.

Иван чуть заметно улыбнулся. Он знал, что Дуняша умеет мыть золото не хуже любого мужчины. Видно, она прицеливалась…

— Года три-четыре, если шума не будет…

— А потом?

— А потом… потом что будет, лучше не знать. Если не приготовиться вовремя, то лучше не браться. Империя наша богатая, все богатства лежат снаружи, нетронутые. Хотя без труда ничего не дается. Теперь крестьяне не под помещиком, могут уйти. Люди пойдут сюда. На пароходах во Владивосток привозят переселенцев тысячами с Черного моря. Они селятся по рекам, в Приморье хорошая земля и тепло. На пароходах! Разве вы раньше мечтали об этом. Да поставь туда десятки пароходов, и все будут полны. А что станется, когда пройдет сюда железная дорога? Народ хлынет, потечет, как река. А пока законы не переменились… пожалуй, мойте без заявок, артелью.

— Но ведь узнают в городе? — спросил Тимоха Силин, который вошел так тихо, что его до сих пор никто не заметил.

— И не надо скрывать! — ответил Бердышов. — Надо от вашей республики послать в город посла. Обложить старателей налогом, как признает общество. На эти деньги послать человека.

— Кого же, к примеру?

— И дать ему золота на подкуп власти. Телятев — взяточник, там его округа. Он теперь у нас в Николаевске окружной полицейский начальник. Значит, вы должны их купить, чтобы молчали и делали вид, что ничего не знают. Но вам на них придется работать. Золота хватит там на несколько лет. И все эти годы начальство будет у вас как на службе. Становые, окружной. Тогда выборную власть никто не тронет, и мойте спокойно. Телятев плох, и это вам на руку. Надо подослать к нему дипломата. Но только строго смотрите, чтобы не завелось убийств, грабежей, а то вас не пощадят.