Когда Ниалла двинулась вверх по ступеням, резиновые подметки скрипнули по вощеным половицам, и Синтия ушла.

— Синтия предложила отвезти тебя в Букшоу, — продолжил викарий, поворачиваясь ко мне, и я сразу поняла, что он привирает. — Полагаю, ты вернешься вечером с семьей?

— О, конечно, — ответила я. — Они все обожают «Джека и бобовое зернышко».

С «Глэдис», непрочно закрепленной на крыше, мы медленно ехали по дороге на усталом грязном «Оксфорде». Синтия, как свойственно женам викариев, имела тенденцию перекручивать руль, из-за чего нас зигзагом мотало вправо-влево между изгородями.

Сидя рядом с ней на переднем сиденье, я получила хорошую возможность рассмотреть ее вблизи, ее глубокий прикус и профиль. Даже с закрытым ртом она демонстрировала впечатляющее количество зубов, и я поймала себя на том, что серьезно пересматриваю свой бунт против брекетов.

— Всегда что-нибудь происходит, верно? — внезапно сказала она, ее лицо до сих пор горело от недавнего унижения. — Кого-то вечно выставляют из собственного дома ради кого-то более нуждающегося — не то чтобы я возражала. Сначала это были цыгане. Потом, во время войны, эвакуируемые. В прошлом году снова объявились цыгане. Дэнвин отправился к ним в лес Джиббет и лично пригласил каждого из них посетить святое причастие. Ни единый не пришел, разумеется. Цыгане — дикари, по существу, либо, вероятно, католики. Не то чтобы у них не было душ — естественно, есть, — но такое ощущение, будто их души несколько темнее, чем у других.

— Интересно, как там дела у Ниаллы? — жизнерадостно заметила я, когда мы подъезжали по каштановой аллее к Букшоу.

Синтия смотрела прямо вперед, вцепившись в колесо.

— Чепуха! — заявила тетушка Фелисити. — Мы пойдем всей семьей.

Мы были в гостиной, рассевшись друг от друга настолько далеко, насколько это было по-человечески возможно.

Отец бормотал что-то над альбомами с марками, и я видела, что Даффи задерживает дыхание в попытке симулировать лихорадку.

— Тебе и твоим девочкам надо больше выходить, Хэвиленд. Вы все бледные, как медузы. Это будет мой подарок. Я велю Кларенсу подать машину, как только мы поедим.

— Но… — выдавил отец.

— Я не потерплю никаких возражений, Хэвиленд.

Снаружи Доггер выпалывал сорняки у края террасы.

Тетушка Фелисити отрывисто постучала по подоконнику, чтобы привлечь его внимание.

— Да, мисс? — сказал он, приблизившись к французской двери и держа соломенную шляпу в руке.

— Позвони Кларенсу и скажи, что нам понадобится такси к половине седьмого и к семи.

— К половине седьмого, мисс? — переспросил Доггер, нахмурившись.

— Разумеется, — сказала тетушка Фелисити. — Ему придется совершить две поездки. Полагаю, вы и миссис Мюллет не переживете, если вас оставят дома. Кукольные спектакли не только для голубой крови, знаете ли.

— Благодарю, мисс, — произнес Доггер.

Я попыталась поймать его взгляд, но он ушел.

Кларенс подъехал к покойницкой без двадцати семь. Он обошел кэб, чтобы открыть дверь для тетушки Фелисити, настоявшей на том, чтобы сидеть на переднем сиденье рядом с ним, дабы, как она заявила, «присматривать за свиньями на дороге».

Она облачилась в пелерину, словно взятую из комической оперы, поверх объемного красного шелкового костюма, который вполне мог быть позаимствован в персидском гареме. Ее шляпа представляла собой обмякший мешок с фазаньим пером, колышущимся сзади, словно дым «Летучего шотландца»;[48]на ее ногах были средневековые тапочки горчично-желтого цвета с длинными загнутыми носками. Когда мы подъехали к приходскому залу, отец и Фели вышли с противоположной стороны такси.

— Теперь поезжай за остальными, Кларенс, — скомандовала тетушка Фелисити, — и не мешкай.

Кларенс поднес палец к козырьку фуражки и, резко включив передачу, уехал.

Внутри приходского зала мы увидели, что для нас зарезервирован весь первый ряд. Тетушка Фелисити явно не экономила на билетах. Они с отцом должны были сидеть в самом центре, Фели и Даффи слева от них. Я справа от отца, а Доггер и миссис Мюллет (когда приедут) сбоку от меня.

Все было готово. Верхний свет уже притушили до уровня сладостного предвкушения. Музыка звучала из-за сцены, и время от времени красные бархатные занавески на кукольной сцене соблазнительно подергивались.

Казалось, здесь собрались все жители Бишоп-Лейси. Матт Уилмотт, я заметила, занял место у стены ближе к задним рядам. Мисс Кул сидела в ряду позади него, слушая Синтию Ричардсон, завладевшую ее вниманием, и за ней сидела мисс Маунтджой, племянница покойного доктора Твайнинга, старого школьного учителя моего отца. Справа от мисс Маунтджой сидели рядышком Дитер Шранц и Салли Строу с фермы «Голубятня». Я слегка помахала им, и они оба улыбнулись.

— Haroo, mon vieux, Флавия!

Это был Максимилиан Уайт, наш крошечный сосед, который после нескольких триумфальных туров в качестве концертирующего пианиста осел наконец в нашей деревне и начал обучать музыке детей. Фели была одной из его учениц, но упросила прекратить уроки, когда Макс начал задавать слишком много вопросов о ее «амурах».

Макс помахал белой перчаткой, и я махнула в ответ.

Когда я рассматривала ряды лиц, мои глаза зацепились за темноволосую женщину в серовато-зеленом трикотажном костюме. Раньше я ее не видела, должно быть, она незнакомка в Бишоп-Лейси. Возможно, приехавшая в гости родственница.

Мужчина рядом с ней заметил мой взгляд и любезно улыбнулся: инспектор Хьюитт. Не так давно я помогла ему предать убийцу правосудию.

Во мгновение ока я очутилась рядом с ними, неуклюже переступая с ноги на ногу, пока до меня не дошло, что я могу им помешать.

— Рад тебя видеть, — сказал инспектор Хьюитт. Не самое оригинальное замечание, но оно ловко сгладило неловкость момента. — Антигона, — обратился он к темноволосой женщине, — познакомься с Флавией де Люс.

Я точно знала, что она сейчас скажет: «О да, мой муж упоминал о вас», — и сопроводит это ухмылочкой, так много говорящей о веселом разговоре, который за этим последует.

— Очень приятно познакомиться, Флавия, — сказала она, протягивая одну из самых прекрасных рук в мире и крепко пожимая мою ладонь, — и обнаружить, что ты разделяешь мою любовь к куклам.

Если бы она бросила палку и сказала мне «принеси», я бы послушалась.