Но затем понимаешь, что вещи не так черны, как выглядят, и не так тихи, как кажется. Булавочные уколы света, например, проникают сквозь потрепанные гардины, использовавшиеся в качестве затемняющих занавесок на окнах с военных времен, и, хотя света во дворе было немного, его оказалось достаточно, чтобы можно было в общих чертах рассмотреть зал.

Из-за кулис донесся звук осторожных шагов, и плакат, развернутый перед кукольной сценой, внезапно осветился вспышкой желтого света из мощного фонаря.

И началось жуткое представление теней, силуэт доктора Дарби наклонился и коснулся тела — без сомнения, в поисках признаков жизни. Я могла бы сэкономить его усилия.

Тень покачала головой, и сильный вздох исторгся из публики. Теперь мне стало ясно, что после объявления Руперта мертвым инспектор Хьюитт захочет оставить все нетронутым, пока детектив-сержант Вулмер не приедет из Хинли с пластиночным фотоаппаратом.

Тетушка Фелисити тем временем копалась в сумочке в поисках мятных леденцов, и я слышала, как она вдыхает и выдыхает через нос. Слева Даффи шепталась с Фели, но поскольку отец, сидящий между нами, с регулярными интервалами прочищал горло, как всегда делает, когда нервничает или расстроен, я не могла разобрать слова.

После того что показалось еще одной вечностью, свет внезапно включился, и мы опять заморгали.

Миссис Мюллет промакивала глаза носовым платком, ее плечи тряслись, и я поняла, что она тихо плачет. Доггер тоже это заметил. Он протянул ей ладонь, она взяла ее, не поднимая глаз, и он повел ее на кухню.

Он вернулся через минуту.

— Ей комфортнее среди горшков и сковородок, — прошептал он мне, заняв свое место.

Сильная вспышка света выбелила зал, на миг лишив его всех красок, и я вместе с остальными обернулась и увидела, что приехал детектив-сержант Вулмер. Он установил массивную камеру и треногу на балконе и только что сфотографировал нас всех. Когда вспышка загорелась во второй раз, мне пришло в голову, что второй кадр запечатлеет не более чем море поднятых лиц. Что, возможно, и есть именно то, чего он хочет.

— Пожалуйста, прошу внимания. — Инспектор Хьюитт выступил из-за черных кулис и теперь стоял в центре сцены. — С прискорбием должен вам сообщить, что произошел несчастный случай и что мистер Порсон мертв.

Несмотря на то что этот факт должен был быть очевидным, его подтверждение вызвало звуковую волну, прокатившуюся по залу: мешанину судорожных вздохов, вскриков и взволнованного шепота. Инспектор терпеливо ждал, пока все уляжется.

— Боюсь, мне придется попросить вас остаться на своих местах еще некоторое время, пока мы не запишем имена и адреса и краткие показания каждого из вас. Этот процесс займет некоторое время, за это я должен извиниться. Когда вас опросят, вы сможете свободно уйти, хотя нам может потребоваться снова поговорить с вами через некоторое время. Благодарю за внимание.

Он поманил кого-то за моей спиной, и я увидела, что это детектив-сержант Грейвс. Мне стало интересно, помнит ли он меня. Первый раз я с ним встречалась в Букшоу во время полицейского расследования смерти старого отцовского однокашника Горация Бонепенни. Я не отводила глаз от его лица, пока он шел к передним рядам зала, и наконец была вознаграждена едва заметной, но очевидной улыбкой.

— Школьники! — оскорбилась тетушка Фелисити. — Полиция грабит колыбели Англии!

— Он весьма опытен, — прошептала я. — Он уже детектив-сержант.

— Вздор! — отмахнулась она и полезла за очередной мятной конфеткой.

Поскольку труп был скрыт от глаз, мне ничего не осталось, кроме как изучать окружающих людей.

Дитер, как я заметила, неотрывно смотрел на Фели. Хотя он сидел рядом с Салли Строу, чье лицо напоминало готовую взорваться грозовую тучу, он разглядывал профиль моей сестры, как будто ее волосы были алтарем из чеканного золота.

Даффи тоже обратила на это внимание. Когда она увидела замешательство на моем лице, она перегнулась через отца и прошептала:

— Слова, которые ты пытаешься выудить из памяти, — это «благоговейная страсть».

Затем она откинулась обратно и вновь перестала со мной разговаривать.

Отец не обращал на нас внимания. Он уже отступил в свой собственный мир: мир цветных чернил и перфораций-на-дюйм, мир альбомов и гуммиарабика, мир, где наше милостивое величество король Георг VI прочно устроился на троне и на почтовых марках Великобритании, мир, в котором для печали — и реальности — не было места.

Наконец начались опросы. Инспектор Хьюитт и сержант Вулмер занялись одной половиной зала, а сержант Грейвс и констебль Линнет — другой.

Это был длинный и утомительный процесс. Время, как говорится, тяжким грузом висит на наших руках или, более точно, на наших задах. Даже тетушка Фелисити неловко ерзала на своей более чем обширной подушке.

— Можете встать и размяться, — в какой-то момент разрешил инспектор Хьюитт, — но, пожалуйста, не отходите от своих мест.

Вероятно, минуло не больше часа, когда они добрались до нас, но это время показалось вечностью. Отец первым пошел в угол, где поставили простой деревянный стол и пару стульев. Я не могла слышать, о чем его спрашивал инспектор Хьюитт, и ответы тоже не расслышала, но они, похоже, заключались главным образом в отрицательных покачиваниях головой.

Не так давно инспектор Хьюитт обвинил отца в убийстве Горация Бонепенни, и хотя отец ничего не говорил на эту тему, он все еще испытывал некоторую холодность по отношению к полиции. Он быстро вернулся, и я терпеливо ждала, пока тетушка Фелисити, затем Фели, потом Даффи подходили тихо пообщаться с инспектором.

Когда каждый из них возвращался на место, я пыталась поймать их взгляды в надежде получить какой-то намек, о чем их спрашивали и что они отвечали, но напрасно. Фели и Даффи обе нацепили подобострастный вид, который у них бывает после причащения, опустив глаза и сложив руки на талии в фальшивом смирении. Отец и тетушка Фелисити были непроницаемы.

Доггер — другое дело.

Хотя он хорошо держался, пока инспектор его мурыжил, я заметила, что он возвращался на место, словно человек, идущий по канату. В уголке глаза появился тик, и его лицо приобрело напряженное и в то же время отсутствующее выражение, неизбежно предшествующее его приступам. Что бы ни случилось с Доггером во время войны, оно привило ему неспособность близко общаться с чиновничеством любого рода.

К черту последствия! Я встала со стула и опустилась на колени у его ног. Хотя инспектор Хьюитт бросил взгляд в моем направлении, он не сделал ни единого движения, чтобы остановить меня.

— Доггер, — прошептала я, — ты видел то, что я видела?

Когда я скользнула на стул, освобожденный миссис Мюллет, он взглянул на меня так, будто никогда в жизни меня не видел, и затем, словно ловец жемчуга, медленно пробивающий путь на поверхность из каких-то жутких глубин, он вернулся в реальный мир, медленно наклоняя голову.