– Ляжем на песочке, и я объясню.

Но до объяснений дело дошло не скоро. Настя застыла, пораженная красотой маленькой бухты. Отливавшая у берега светлой бирюзой вода постепенно приобретала васильковый цвет, а у подножия скалы, оберегавшей бухточку от морских ветров, становилась густо-фиолетовой, будто кто-то вылил в нее цистерну чернил.

– Боже мой, никогда не думала, что может быть такая красота! – воскликнула Настя.

– Этот песок Антоний по просьбе Клеопатры привез сюда на кораблях из Египта.

Анастасия поднесла к глазам ладонь с прилипшими к ней песчинками:

– Как шарики… Кругленькие, без граней.

– Потому что это крошечные раковины. В них когда-то жили моллюски. Такой песок водится только в Африке, и то на очень ограниченной территории. А еще есть предание, что Клеопатра после купания натирала этим песком тело. После такого пилинга кожа становилась розовой и отливала перламутром.

Тут на пляжик со смехом и восторженными воплями выбежала небольшая группа туристов. Судя по языку, это были скандинавы, но темпераментом они напоминали итальянцев. Разом бросившись в воду, пополнение принялось играть в догонялки и водное поло, взбираться друг другу на плечи и с диким гиканьем сигать вниз.

Кемаль резко погрустнел. Романтическая атмосфера, будто шатром накрывавшая бухту Клеопатры еще несколько минут назад, исчезла без следа. Купаться во взбаламученной тремя десятками тел воде не хотелось, но они все же сплавали до скалы и обратно. А когда вернулись, увидели, как вся женская часть группы и половина мужской старательно натирает себя раритетным песком. Видимо, гид рассказал про пилинг Клеопатры.

Настя тоже намеревалась испробовать волшебную процедуру, но сейчас передумала. Во-первых, ей всегда претила стадность, а во-вторых… она решила, что не может позволить Кемалю быть свидетелем этого, что ни говори, интимного процесса.

– Пойдем на яхту?

Кемаль печально оглядел бухту, медленно встал, отряхнулся:

– Пойдем.

Они поднялись по деревянному настилу и остановились возле душа-скворечника. Под хилыми редкими струями стояла женщина с маленькой девочкой на руках и расчесывала той мокрые кудряшки.

Настя оглянулась на стоящего позади Кемаля:

– Кажется, это надолго. Может, на яхте сполоснемся?

Тот помотал головой:

– Нельзя. Нас не выпустят, пока мы не смоем прилипший песок. А вечером они, – Кемаль кивнул в сторону крепкого парня в униформе, – подметут доски специальной щеткой и в совке отнесут песок обратно на пляж. Поэтому сюда и с полотенцами-тапочками не пускают.

– Чтоб народ реликвию по крупицам не разнес, – обреченно закончила за Кемаля Настя. У нее начала болеть голова (кепку с козырьком тоже пришлось оставить на заборчике) и очень хотелось пить.

На яхте Анастасия один за другим опорожнила три стакана грейпфрутового сока со льдом и благодарно кивнула Шавкату, расплывшемуся в ответ в улыбке.

Они с Кемалем пообедали приготовленной на углях рыбой (ее наловила команда, пока пассажиры оттягивались в бухте Клеопатры), свежими овощами, супом-пюре из грибов и морепродуктов. Все было вкусно и необременительно ни для желудка, ни для талии. А незадолго до прибытия в порт сделали еще одну стоянку и поплавали в открытом море.

На прощание Шавкат улучил момент, когда Кемаль отвернулся, и сунул гостье в пластиковый пакет с пляжными принадлежностями большую раковину.

К отелю они подошли, когда на город стремительно опускались сумерки. Настя поблагодарила за прогулку и хотела уже попрощаться, когда Кемаль сказал:

– Я прилетел всего на один день. Завтра мне опять нужно в Стамбул, и я не знаю, смогу ли освободиться до твоего отъезда. Если бы было время… Я понимаю, что это предложение, может быть, поспешное… Но мне завтра нужно улетать. Я хочу пригласить тебя на свидание. Настоящее. Чтоб мы были вдвоем. Ты, я…

– …и Рудольфо Валентино.

– Кто?

– Ты, я и Рудольфо Валентино. Это из фильма «В джазе только девушки». Ах д-а-а, – с издевкой протянула Тищенко, – я забыла, ты же Голливуд не жалуешь. Специализация другая – русское кино, русская литература, русские телки.

– Почему ты так со мной разговариваешь?

Настя увидела, как дернулся его кадык и сжались губы. Чуть запрокинуть голову и посмотреть Кемалю в глаза было страшно. «Зачем я так? Он сейчас повернется и уйдет!» – пронеслось в голове, но особа по прозвищу Стафф уже взяла верх.

– А как я должна разговаривать с мужчиной, который за морскую прогулку требует плату постелью? Кто кормит девушку, тот ее и танцует, так что ли?

– Я ничего не требую. – Кемаль был обескуражен и подавлен. – Извини… Извините. Я не хотел вас оскорбить. До свиданья. Вернее, прощайте. Всего хорошего.

Он повернулся и стремительно пошел по набережной. Почти побежал. А Настя стояла, вцепившись обеими руками в ручку пляжной сумки, и шептала:

– Дура… Какая же я дура…

Она не помнила, как добралась до номера. Встретившаяся ей в коридоре Ника поздоровалась, хотела что-то спросить, но Настя посмотрела на нее невидящим взглядом и, не ответив на приветствие, обошла, как неодушевленную преграду.

В номере она умылась, села на кровать и несколько минут тупо рассматривала сложенных из полотенец лебедей. Потом поднялась, вышла на балкон. Вечерний Мармарис сверкал разноцветными огнями. Расположенный через дорогу аквапарк был тих и пустынен. Площадь рядом с ним, где днем шумел базар, подметали дворники… Отсюда, с балкона они были больше похожи на косарей.

«Интересно, а из чего здесь, в Турции, делают метлы? – отрешенно подумала Настя. – А у нас из чего? Из березовых веток, кажется. Или из ивовых? Из ивовых практичнее – они гибкие, не ломаются… Дед Андрей плел из них корзины, которые у него почему-то всегда получались скособоченными. Но баба Нюра и соседки все равно хвалили. Не на продажу же, а яблоки и свеклу с моркошкой в погребе хранить…»

Ей надо было чем-то занять голову, чтобы не думать о том, что произошло два часа назад на набережной. Но перед глазами с садистской настойчивостью появлялся дергающийся кадык на смуглой шее с едва заметной черной щетиной, разделенный пополам неглубокой ложбинкой подбородок, плотно сжатые губы.

Чего она сорвалась? Сама же хотела, чтоб он позвал ее к себе в номер или пришел к ней. Ожидание грядущей ночи жило в ней с самого утра – с того самого момента, когда он, держа ее под локоть, вел по набережной к месту, где была причалена яхта. И если бы он не сказал, что завтра улетает, все случилось бы… Он что, не мог сообщить о своем отлете утром? Соврал бы, что вернется через два дня, а потом позвонил с рассказом про неотложные дела, которые заставляют его остаться… Господи, какая же она идиотка! Если бы Кемалю был нужен одноразовый секс, он бы так и сделал. Но он хотел быть с нею честным и боялся ее потерять. А она даже не дала ему договорить, спустила с поводка Стаффа…