1987 год. Эдуард Тарханов.

— Эдик-обносок, дырявый носок!

Эта песенка, распеваемая задорными детскими голосами, долго преследовала его во сне. В ночных кошмарах он видел не инопланетных монстров, а их — милых одноклассников, с нескрываемым удовольствием тыкающих пальцами в его изношенную часто до дыр одежду.

Его мать, Тамила Тарханова, приехала в городок откуда-то из горного аула. Там побывал студенческий отряд фольклористов, и один из них, русоволосый красавчик, так понравился молодой местной девушке, что она не смогла ему отказать и опозорила себя на весь аул. Красавчик уехал, а Тамиле пришлось бежать под покровом ночи, спасая свою жизнь от разгневанной ее падением родни.

В российском городке полуграмотная девушка смогла устроиться лишь дворником. А через месяц оказалось, что она беременна. Сообщить о нежданной радости отцу ребенка она не могла — он скрылся в туманной дали, не оставив черноокой красавице никаких контактов. Пришлось выкручиваться самой, благо, служебную квартирку в подвале ей выделили, и работа находилась, можно сказать, совсем рядом с домом.

Но вот денег на двоих хронически не хватало. И потому одежду Эдику она не покупала, а с благодарностью принимала у жильцов дома. И те охотно отдавали женщине то, из чего выросли их собственные дети. Увы, в те времена одежду носили долго, и занашивали достаточно сильно. Поэтому до восьмого класса Эдик выглядел настоящим оборванцем. А мать от безнадеги начала выпивать. Сначала потихоньку, а потом — уже не скрываясь. Правда, свою работу она худо-бедно выполняла, но окончательное падение было явно делом недолгого времени.

Но дразнить его перестали намного раньше. Особой силой Эдик не отличался, зато обладал поразительной злопамятностью и особым, хитроумным складом ума. И скоро одноклассники заметили, что с теми, кто показывал на оборвашку пальцем, очень скоро происходили разные несчастья. Внезапно пропадали тетрадки с домашним заданием, сменная обувь оказывалась в мусорнике, а пеналы, спущенные в унитаз, забивали школьные трубы и служили причиной скандала. Причем, ни разу никому не удавалось доказать вину Эдика. Дети жаловались на него, но он, смотря в глаза учителю своими большими темными глазами с застывшей в них слезой, уверял, что на него просто наговаривают, потому что он — сын дворничихи!

После того, как шестом классе на одного из весельчаков свалилась глыба льда с крыши дома, где работала мать Эдика, от него отстали. Дружить с оборванцем по прежнему считалось унизительным, но в лицо ему никто больше не смеялся. Только тихо перешептывались за спиной. Эдик стал героем местным школьных легенд, и заметил, что многие девочки класса начали поглядывать на него с интересом. Этот интерес не гасила даже его рваная одежда и плохие оценки, которые ему ставили, скорее, не за знания, а за убогий внешний вид.

Но Эдика еще не интересовали девочки, зато очень интересовали деньги. Он хотел раз и навсегда вырваться из нищеты, чтобы никогда больше не только не слышать оскорбления, но даже не видеть брошенные вскользь презрительные взгляды. Он чувствовал, что умнее тех недоумков, которые над ним смеялись, и красивее их, но все портила бедность!

Он часами бродил по городу, раздумывая, как можно разбогатеть, и строя дикие, еще детские планы. В мечтах он добывал пистолет и грабил Сберкассу, охотился за местным почтальоном, разносивший пенсии, или врывался на концерт в местном доме Культуры и, наставив оружие на толпу растерянных любителей музыки, велел им снимать кольца и браслеты с рук и вынимать из ушей серьги.

К восьмому классу эти мечты стали приобретать более практический оттенок. Он по-прежнему часами в одиночестве бродил по городу, но теперь его внимание привлекали скупки драгметаллов. Привалившись к стене какого-нибудь дома неподалеку от одной из местных скупок, он подолгу следил за ветхими старушками, которые заходили со служебного входа, держась за оттопыренные карманы старомодных кофт, а выходили грустные, иногда в слезах. Ограбить старушек было проще, чем почтальона или целый дом культуры, и Эдика останавливала вовсе не жалость или уважение к старости. Нет, его пугала мысль, что после первого же ограбления ему на хвост сядет милиция, и дальнейшие нападения приведут его прямиком на тюремную скамью.

Но грабить старушек ему не пришлось. Невысокого паренька с волчьим взглядом исподлобья заметила криминальная структура, крышующая скупки. В один прекрасный день двое здоровенных бугаев схватили хрупкого мальчика под белы ручки и отволокли пред ясны очи директора скупки. Эдик отбивался, но куда ему было против взрослых здоровяков!

— Ай-ай, такой молоденький, а такой злой! — отечески покачал головой широкоплечий седобородый Махмуд Амхудинов, глядя на слегка оскалившегося мальчика. — Чего злой, слушай?

— Ограбить вас хочу! — с вызовом бросил ему Эдик, решивший, что терять уже нечего. Страха не было. Если его сейчас убьют, то так тому и быть. Жить дальше в дикой нищете он уже не мог. — Или вас, или бабок, которые вам золото продают.

— За что же нас грабить? — изумился директор. — Разве мы обидели тебя?

— Мне плевать, кого грабить. Я устал от нищеты. — Эдик чуть не разрыдался, но подавил истерические слезы. Нет, если уж пришла пора помирать, так надо держаться.

Махмуд Амхудинов долго качал головой, присматриваясь к мальчику. Он не привык поручать серьезные дела детям, но этот мальчик был не похож на обычного ребенка. Он велел охранникам принести в кабинет зеленый чай и турецкие сладости, и они долго сидели на мягком бархатном диванчике, попивая горячий чаек из антикварных бело-розовых чашечек беседуя с Эдиком по душам. На маленьком лакированном столике возле дивана журчал небольшим потоком искусственный фонтанчик с водопадом. Эдику казалось, что он попал в восточную сказку. И с этого дня заветная мечта мальчика начала исполняться.

Теперь его вместе со взрослыми товарищами отправляли ездить по деревням, скупая иконы и старинные украшения. Мальчик вызывал у бабусек намного больше доверия, чем здоровенные мордовороты. Он говорил всем, что сирота, и сердобольные бабуси поили его чаем с домашними блинами, и вели задушевные разговоры. Иногда, во время такого разговора, он незаметно капал из стеклянного флакончика пару капелек в чай очередной добросердечной сельской жительницы. Через десять минут та засыпала, а Эдик спокойно забирал из избы ценные предметы, про которые ему говорили скупщики.

Он знал, что милиция ищет его, но не волновался. Снадобье, которое выдавал ему директор скупки, не только усыпляло людей, но и отрезало краткосрочную память, и бабуси не помнили не только его примет, но даже того факта, что с ними беседовал именно мальчик. Выполнял он и курьерские задачи, не всегда безопасные, но ему везло.

Одевался он теперь с иголочки, питался не в скромной дворницкой в подвале, а в хороших кафе. А после десятого класса, чтобы не идти в армию, по совету директора скупки поступил в Политтех. На экзаменах ему напрягаться не пришлось, нужные люди были заботливо подмазаны заранее.

— Окончишь учебу, армия грозить не будет, я тебя к себе возьму. — обещал Махмуд Амхудинов. — Старый я уже, ты мне как сын стал, передам тебе бизнес.