первых числах мая. Жених мой встретил меня с цветами на вокзале, лихо провез по городу в своем BMW и вел себя просто выше всяких похвал. Он как-то многозначительно говорил на разные милые и интимные темы, рассказывал о земле, которую купил в Подмосковье и где будет строиться коттедж. При этом он очень романтично и в тему поставил диск с песней группы «Лесоповал», помните как душещипательно:

Я куплю тебе дом, у пруда, в Подмосковье,

И тебя приведу в этот собственный дом.

Заведу голубей и с тобой и с любовью

Мы посадим сирень под окном!

Припев: А белый лебедь на пруду

Качает синюю звезду,

На том пруду, куда тебя я приведу!..

И так дальше, дальше про любовь…

А я сидела, счастливая: была весна, кругом цвела сирень, и мне казалось, что вот оно, счастье мое долгожданное, что теперь все уже стало хорошо и мы будем жить вместе долго и счастливо, что я рожу ему деток, буду утром провожать его на работу, а вечером встречать в чистом и уютном доме. Он будет приходить, целовать меня, потом мы вместе будем склоняться над колыбелью нашего младенца… И совсем неважно, будет ли это коттедж в Подмосковье или глухая деревушка в далекой Сибири… Мы будем жить долго и умрем в один день…Я так страстно хотела счастья, что готова была уже принять его прямо сейчас!

Единственное, к чему он придрался на сей раз, были туфли:

– Что у тебя за обувь! При такой заднице нужно обязательно носить каблуки!

– У меня нет хороших и удобных туфель на каблуках! Ты что, хочешь, чтобы у меня ноги отпали от московских расстояний? – пояснила я. Тут он совершил совершенно ему не свойственный поступок: дал мне денег и велел завтра же туфли купить. Да, он когда-то дарил мне пару раз духи, вкусно кормил и поил. Но и только. Это сейчас я понимаю, что три тысячи рублей – для хороших туфель и не цена вовсе, тогда же мне это показалось щедростью. На радостях я опять что-то готовила, мыла полы и вытирала пыль в квартире. Корче, расслабилась и отдалась любви девической, чистой и незамутненной.

Какие бесы дернули меня открыть дверцу шкафа и заглянуть внутрь? Не знаю. Я в принципе никогда не шарю по шкафам, где и у кого в гостях я бы не была! Ну не интересно мне какие у хозяев трусы и гладят ли они носки! Так и с Валентином: за все годы знакомства я ни разу не шарилась в его вещах! И тут такой облом: на полочке скромненько так лежали зубная щетка, женские гигиенические прокладки, стоял полупустой флакон духов (таких же, как и подаренные Валькой мне), а также женский бритвенный станок, домашний халат и полотенце! Теперь мне стало понятно, почему мне нельзя было оставить свои тапочки и свой халат! Теперь мне стало понятно, с кем он ездил отдыхать в Египет, хотя утверждал, что один! Теперь мне все стало понятно: и что совсем не светит, и что я дура, и что все мужики сволочи! Я закрыла шкаф, немного постояла, потом походила в прострации по комнате, потом снова открыла и внимательно изучила содержимое – нет, на галлюцинации не похоже! Значит, вот она, суровая правда жизни!

Очень хотелось плакать… Кроме этого очень хотелось отомстить. Я сразу же бросила прибираться, нарочно раскидала по комнате уже сметенный мусор, воинственно уселась в кресло и принялась строить планы мести!

О, как я ему отомщу за поруганную любовь! Что бы такое предпринять? Может быть, найти соперницу и вылить на нее флакон чернил? Нет, не то. Да и тетка не виновата, что он нас всех за нос водит! Так, тогда, может быть, суп пересолить или оставить какие-то свои вещи так, чтобы она нашла и тоже устроила сцену ревности? Нет, как-то глупо совсем… Может быть, заразить его неприличной болезнью? Фу, для этого самой надо где-то заразиться… Ну, тогда надо дать от его имени объявление в раздел однополой любви – пусть пообщается с гомиками!

Пока я так сидела, время стало близиться к вечеру, мстить мне уже расхотелось: я же добрая, мягкая и нежная женщина. Пусть живет, как хочет!

Валентин не заметил потери бойца, а я, по завершении командировки, уехала домой с твердым намерением никогда больше не возвращаться в стан врага!

ГЛАВА 28

Дома на меня напала депрессия. Когда защитившиеся уже подружки предостерегали меня от чувства пустоты и ненужности после завершения большой работы, я не верила. Теперь пришлось испробовать это на собственной шкуре. Масла в огонь подливала неудача в личной жизни. Я абсолютно серьезно решила вычеркнуть из жизни этого ужасного мужчину и все годы, потраченные на него. Вместо оставленного в прошлом наступила пустота. Стало грустно, тоскливо и бесперспективно. Потеряли яркость краски окружающего мира, в туманной дымке будущего не видно было больше ни Красной площади, ни свадебного кортежа… Тоска…

Я даже не пыталась бороться с ситуацией, упрямо и категорически отказывалась от всех предлагаемых командировок в столицу, не отвечала на телефонные звонки Валентина, что называется, умерла – так умерла! Правда, ни жених, ни начальство не были извещены о моей «смерти», поэтому рьяно пытались продолжать сотрудничество. У меня же хватало сил только отбиваться: очень уж не хотелось, чтобы снова мордой об асфальт! И больно, и шрамы остаются…

Сослуживцы мои никак не могли примириться с таким положением дел. Их вовсе не устраивала тихая и вечно грустная Люблинская. Всем хотелось видеть рядом с собой меня, как обычно, улыбающуюся, оптимистично настроенную и разбрызгивающую темперамент. Но фонтан был заткнут – он отдыхал…

Их «гениальный» план зародился, я думаю, на юбилее у моей любимой Муляевой. Мы собрались, как обычно, в хим. лаборатории. Стол был чудесный: и салатики и рыбка и мясо и знаменитый муляевский торт. Торты Людмила Анатольевна стряпает просто восхитительные: во-первых, огромные, во-вторых с тонкими бисквитными коржами, в-третьих, с прослойками из халвы, безе, взбитых сливок и цукатов! Компания говорила здравицы и веселилась, незаметно разговор перетек на мою скромную (ну просто очень скромную на тот момент жизни) персону:

– Ой, Татьяна, совсем ты сама на себя не похожа стала! – сокрушалась Иринка, прорвавшаяся на завод ради праздника, – ни шума от тебя теперь, ни задора! Куда что девалось?

– Это у нее драма в личной жизни! – прокомментировал господин Шнайдер, – она ведь все хочет, чтобы было, как она хочет! А надо ждать терпеливо и тогда все, что записано там, – он многозначительно посмотрел на потолок, –