Минус у его кандидатуры был только один, но для Лило он был настолько существенным, что все плюсы этой кандидатуры отметались разом: между ним и её лучшей подругой начали сплетаться тонкие, пока ещё дрожаще-неустойчивые нити истинного чувства. На данном этапе их можно было перебить, перенаправить и переплести по-новому, в выгодное для себя состояние, но для Лилокан это было чем-то сродни святотатству. Всё-таки она была настоящим магом любви, не только по способностям, но и по мироощущению.

Да и просто нехорошо это, неправильно и крайне непорядочно.

А нет, есть и второй минус: слишком сильная привязанность к материнскому роду: Кайрен здесь собирается открывать не собственное дело, а филиал семейного и даже не помышляет о том, чтобы от него отделиться. Вот этим и будем отбалтываться, если найдётся достаточно сообразительная особа, чтобы ткнуть носом её в эту «промашку».

На скамеечку, располагавшуюся у одного из боковых выходов из Холма, где Лило предавалась меланхолии, выполз погреть старые косточки дедушка Поль. Он был главой семьи ещё до Андраха, и кажется между ним и нынешним властителем гарема был ещё кто-то — девушка не помнила кто именно, больше двадцати лет он отдал делу процветания рода, а теперь вот доживал в уюте семьи и в окружении внуков и правнуков. У неё дома, в настоящем её доме, там, где до сих пор живут мама с сёстрами, тоже остался такой вот дедушка.

— О чём грустишь, красавица? — дедушка Поль деликатно пристроился на другой край скамейки и уложил руки на навершие старой суковатой палки. Сколько ему дарили разнообразных тросточек — принимал, благодарил, а пользоваться предпочитал именно этой, собственноручно когда-то подобранной на берегу ручья.

— Так, о личном, — неопределённо ответила Лило. Старичок был вполне милым и добродушным, но делиться наболевшим с ним не тянуло, всё-таки это был не её дедушка.

— О личном грустят не так, — легко усмехнулся старичок. — Что я девушек на своём веку не навидался?

— Личные дела, это не обязательно сердечные, — нахмурилась Лило и почему-то опять вспомнила про Майсиля.

— Ну-ну, детка, — дедушка Поль легонько похлопал её по колену, — не надо так хмуриться, проблемы от этого не исчезнут, а вот морщинки появиться могут. Мою Тилю, помнится, они здорово расстраивали.

Кто такая эта Тиля Лило не знала — её владение историей нового семейства не было настолько глубоким, чтобы помнить все веточки родословного древа, но хмуриться она действительно перестала. Идея осенила, очень перспективная идея. И вместо морщинки между бровей Лило собрала на лбу вопросительные складочки.

— Дедушка, а дедушка, — попробовала она подольститься и даже пересела поближе к старичку, — а может вы мне расскажете, как стали главой семьи?

— Ну как? Как обычно, пришли ко мне старшие женщины семьи, — неспешно завёл рассказ дедушка.

— Да нет, церемонию я знаю, — не столько перебила, сколько вставила в длинную паузу свою реплику Лило. — И ещё отлично знаю сколько всего ей предшествует.

— Ах, вот ты о чём! Так это не у меня спрашивать надо, это у моей Тили, это она захотела видеть меня своим мужем и была не против, чтобы я стал им же и для её сестёр. А как уж она протащила мою кандидатуру… Это знаешь ли ваши женские интриги.

Ага. Значит, Тиля, это мать тётушки Лилеи и предыдущая матрона. Ну и о том, какие интриги, подчас, разыгрываются, чтобы протащить СВОЕГО мужчину в общие мужья она тоже, в общем-то знала. Просто до сих пор воспринимала себя наособицу, отдельно от всех остальных женщин Холма и собственные предпочтения практически не учитывала. А что если сделать всё наоборот, посмотреть, кто ей самой нравится и уже потом его кандидатуру примерить на роль Хозяина Холма? Интересная идея. Да вот в чём проблема: самой ей, кроме Майсиля так никто толком и не приглянулся. А тот, мало того что йокси, так ещё и уехал. И нет никакой гарантии, что ему вообще всё это нужно.

Дедушка Поль прищурился вслед убредшей в задумчивости юной красавице. Всё, что от него зависело, он сделал, намекнул как смог, направил мысли в нужную сторону.

Это была не его идея, ему самому лезть в дела сердечные приёмной дочери Холма и в голову бы не пришло, дочь попросила, как бы нечаянно провести беседу на нужную тему. Ей самой, как старшей матроне, подобные намёки делать было не с руки, а ему — вполне. И не разделял он уверенности Лилеи, что среди следующего поколения нет достаточно сильных личностей, чтобы обеспечить процветание Холма, вот Беля, к примеру, очень милая девочка, и Хозяйка отличная. А с другой стороны, эта хоть и малявка совсем, но среди сверстниц и даже девушек чуть постарше, уже верховодит. И в любом случае, интриги — не мужское дело, его девочке, Лилее, виднее, она всё-таки уже не один десяток лет заправляет внутренними делами Холма.

А мысль, внезапно возникшая после беседы с добрым дедушкой, всё никак не отпускала Лило. Ну а вдруг? Вдруг это всё-таки возможно, наплевать на всё и заняться своим личным счастьем? Нет-нет, такое лучше не загадывать, на такое лучше не замахиваться. А, может, всё-таки?

Ноги сами привели её к Дому со Скрипом. Деловитая и как всегда занятая Лисса, что-то вдохновенно творила на кухне. Нет, не очередную картину, насколько Лило могла понять, та зачем-то подсушивала в печи нарезанные на тонкие ломтики тыквы-малышки. Жарища на кухне стояла страшенная, даже распахнутые настежь окна и двери не помогали.

— Что это ты тут такое затеяла?

— Тыкву сушу, — Лисса как раз вынула из печи подвяленные ломтики и ловко скинула их на расстеленное на подоконнике полотенце. — У вас вроде бы тоже так принято фрукты и ягоды на зиму заготавливать — сушить.

— Так далеко до зимы-то, — Лило подхватила с ткани один скрюченный ломтик и потянула его в рот. А ничего, вкусно получилось.

— Далеко. Да это же так только так называется, что на зиму, у нас дома такие штуки обычно и до середины осени не доживали. Это ж такое милое дело — набить карманы сухофруктами и на улицу, играть или там рисовать, брат так тот рыбачил. И вроде как сыт, и в животе тяжести нет, и к дому не привязан. И я вот решила детство вспомнить, а то лепить себе бутерброды, когда на природу, на пленер куда-нибудь выезжаешь, не хочется, они через часа три-четыре на солнцепёке размякают и становятся совершенно мерзкими.

— Плохо, наверное, одной быть, обо всём приходится самой