Она вдохнула поглубже и выпалила:

— Пару недель назад видела твоего муженька с девушкой, и они бесстыдно целовались взасос. Позвонила тогда, а ты сказала, что Дима на подработке и вернётся поздно. Варь, он обманывал тебя. Нашёл сыну сиделку, которой не нужно платить, а сам жил, как хотел. Лишь ты слепо подчинялась, не замечая под носом измены, и отдавала душу ради сына, который не твой…

— Тёма мой! — вырвалось у меня.

В машине повисла долгая и гнетущая тишина, и продолжать разговор мне не хотелось. Подруга тоже молчала.

Когда мы подъехали к серому зданию суда, Света все-таки тихо проговорила:

— Порой мне кажется, что ты и не любила Диму. Пожалела отца-одиночку… А вот Артёма ты любишь так, что страшно. Страшно за тебя. Потому что…

Она замолчала, а у меня в груди будто колючую проволоку провернули. Но я не желала думать о худшем. Верила, что всё будет хорошо, что Тёма поправится. Я всё для этого сделаю!

— Пойти с тобой? — спросила подруга.

Я посмотрела на собравшуюся у входа небольшую группу людей и покачала головой:

— Не надо. Я сама. Да и эти всегда рядом, мне нечего бояться, — показала на машину, что тихо подъехала за нами на стоянку. На улицу выбрались те самые два амбала, что меня охраняли и днем, и ночью.

— Я буду здесь, — недовольно буркнула подруга, заглядывая в зеркало заднего вида. — Отпросилась на полдня, так что дождусь тебя.

— Спасибо, — шепнув напоследок, я покинула автомобиль и поспешила ко входу.

Когда шла к лестнице на второй этаж, стук каблуков напоминал набат, таким казался громким каждый звук. Охрана не отставала, следовала по пятам, как будто они — моя тень.

— Егор Витальевич, — навстречу из нужного мне кабинета вышел пожилой мужчина с густыми седыми стрижеными волосами. Он протянул руку, и я с опаской ее пожала. — Адвокат вашего мужа.

— Приятно познакомиться, — заставила себя улыбнуться и бросила взгляд на Антонину Витальевну, что выбежала в коридор и остановилась возле моего правого плеча.

С этой строгой худой женщиной я встретилась по рекомендации Влада. Она настояла, чтобы я обратилась в полицию и сняла побои… Даже к психиатру водила — хотя он ничем не помог, меня крутило и выворачивало от внутренней боли каждый раз, когда закрывала глаза и вспоминала то ужасное утро. Антонина взяла на себя хлопоты по разводу и по моему заявлению на мужа, за что я была очень благодарна.

Дима стоял у стены и, засунув руки в карманы брюк, смотрел на меня исподлобья, будто я виновата во всем, что происходит. Когда заметил мой взгляд, шагнул ближе, отпихнул своего адвоката и вдруг протянул мне руку:

— Варь, давай всё обсудим, как взрослые люди…

Я отшатнулась, а мой адвокат встала между нами и сурово произнесла:

— Общаться с Варварой вы можете только через меня.

— Я же предупреждал, — наклонился к нему Егор Витальевич, но Дима снова его отодвинул.

— Варь, забери заявление! Или я не дам тебе развод…

Ребята из охраны приблизились, Дима зыркнул на них и отступил.

— Помолчите, Дмитрий, — остановил его адвокат, и мужу пришлось закрыть рот, но по взгляду было понятно — еще ничего не закончилось.

Антонина подтолкнула меня в кабинет, чтобы увести от скандала, а моя охрана оттеснила бушующего мужа.

— Ты никогда не увидишь Тёмку! — кричал, вырываясь, Дима, но я не остановилась и не обернулась. — Да ты же этого сама хотела, шлюха!

Когда мы остались с Антониной одни, она коснулась моего плеча и строго произнесла:

— Не вздумайте с ним говорить.

— Но… — меня натурально колотило от услышанного, от пережитого, не получалось собрать мысли, не получалось нормально дышать.

— Это моё не первое дело о насилии в семье, — тут же напомнила адвокат. — Верьте мне, делайте, что скажу, и держитесь от мужа подальше. Уверена, мы выиграем и заберем ребенка.

И я её слушалась. Отвечала на вопросы, говорила, когда она разрешала, подписывала только то, что Антонина проверила.

В суматохе бумажной рутины, под расстрелом чужих глаз, я почти забывала о своей боли и каждую свободную минуту звонила в клинику, чтобы спросить о состоянии сына. Медсестра терпеливо рассказывала, что Тёма в порядке, и мне становилось легче.

Я знала, ради кого прохожу весь этот кошмар.

Когда вышла из туалета, смогла незаметно юркнуть в соседний кабинет, чтобы уединиться. Теперь хорошо бы так же незаметно вернуться.

Положив смартфон в сумочку, повернулась, но тут же замерла — в проеме двери стоял Дима и смотрел на меня так, будто ненавидел всеми фибрами души.

Как он прошел через охрану, что истоптали коридор, не знаю, но думать об этом не было времени. Хотела закричать, но не успела.

Муж кинулся вперёд. Я попятилась. Думая, что муж меня ударит, прикрылась беспомощно руками, а он вдруг упал на колени.

— Варька, прости-и-и, — завыл, уткнувшись мне в живот. — Я дурак! Говорил невесть что. Делал… Я идиот! Ведь всё из-за тебя. — Поднял голову, и я заметила дорожки слёз на щеках мужа. — Люблю ведь тебя! Приревновал, вот и… Прости, милая. Больше такого не повторится.

Я растерялась, не зная, что ответить.

Он рыдал у моих ног, и вроде было жаль.

И всё.

Может, Света права, и я его никогда не..?

Дрожа от страха и неприязни, положила руку ему на плечо:

— Дим, я…

И запнулась, ощутив на себе взгляд.

Смотреть так, что из лёгких выбивает напрочь воздух, мог только он.

Шрам.

Бешеный

Я делал, что мог. Искал выход из ситуации, перебирал варианты спасения, но все больше запутывался. Меня душил гнев, потому что желание мстить Лютому перерастало в желание помочь его сестре. Этот ублюдок так и не появился. У нее жизнь летит к чертям, а братец прохлаждается с женушкой, клуб готовят к открытию. Суки.

Я старался быть рядом с Варей незаметно. Не хотел, чтобы она еще и из-за меня мучилась и терзалась. Наш договор по сути был песочным замком — дунет ветер, и все исчезнет. Я ей никто, она мне никто…

И если бы знал, как спрыгнуть с крючка, который давно держит меня за горло, я бы избежал этих отношений. Они неправильные, токсичные.

Нужны были средства, чтобы платить за адвоката и нанятых ребят, а то, что дал мне заказчик, я потратил на операцию мальчугана. Потому пришлось выйти на ринг. С разбитой рукой, в плохом физическом состоянии. Выиграть бой — это пройтись по острым лезвиям и не порезаться, но я смог. Три дня после боя отлеживался, но держал руку на пульсе и интересовался о Варе и Артеме у охраны каждый час.