– Так, матрасы, подушки, стало быть, на полу спать не придется.

– Как тут тихо и спокойно. И очень тепло. Я думала, мы тут замерзнем, на улице зябко, а батарей под окнами не видно.

– Так вот же обогреватель включен на полную.

– А туалет? Надеюсь, имеется? Ой, ты только посмотри! Тут не только туалет, а целый туалетный отсек.

Лиза открыла уже обычную деревянную дверь, никакую не ширму, где находился умывальник. Со специальной скамеечкой и зеркалом, а за следующей дверью наблюдался замечательный японский унитаз со всеми наворотами и прибамбасами. Тут тебе и душ, и вентилятор, и проигрыватель, все что душе угодно. Ну и ладно, что баня общая. Туда можно и не ходить, все есть в унитазе.

Из коридора донеслось:

– Ужин. Монахи приглашают нас на ужин.

Яна еще в автобусе предупредила, что монахи не едят ни мясо, ни рыбу.

– А почему? – И не стала томить нас длинным ожиданием. – Потому что они верят в реинкарнацию душ. И неизвестно, кем они станут в последующих жизнях. Может, карпом, а возможно, и козочкой. Вот именно поэтому они и не едят ничего живого.

– А если они в колосок превратятся? Пшеничный?

– Не превратятся. Они слишком много молятся. И, кстати, они нас приглашают к себе на службу. Как правило, это рано утром.

– А поговорить с монахом можно? Наедине? – спросил Матвей, чем вызвал всеобщий интерес.

– Да. Конечно. И после службы можно, да и вся ночь впереди. Найдите время. Монахи говорят по-английски и никому не отказывают.

Лиза толкнула локтем Вадима:

– Пойдешь?

– Да как-то не собирался. Нет, не пойду. То есть потом, естественно, пожалею. Но пока у меня нет таких глобальных вопросов, чтобы монахов отвлекать. А с будничным можно и к тебе обратиться.

– О! Это правильно. И отвечу совершенно безвозмездно. Еще и накормлю тебя вкусным обедом.

Сидеть за ужином было крайне неудобно. Европейский человек не привык сидеть на коленках.

Через какое-то время каждый приспосабливался, как мог: кто боком, кто по-турецки. И все равно ноги затекали, сложно было согнуться пополам, чтобы дотянуться до еды. А готовили монахи изысканно вкусно. И наконец-то было понятно, что это за еда. Кабачки, всевозможные каши, сладкий мармелад. И чай вкусный, наваристый. Их низкие подносики располагались друг напротив друга так, что видишь всех и сразу. По центру сидел монах.

– Чего это он тут уселся? Караулит нас? Или смотрит, много ли мы едим и достаточно ли жадно? – предположила Инесса.

– Нет, он тут вам в помощь. Может, вам еще захочется. Добавки, например. Или чаю?

– Так, конечно, захочется. – Инесса тут же выставила руку вперед с пустой пиалушкой и громко произнесла:

– Вот в этой тарелке – прямо объедение. Пальчики оближешь. – И она начала раскачиваться в сторону монаха, изображая поклон.

Монах тут же легко вскочил, выхватил пиалушку у Инессы, куда-то убежал, а через минуту вернулся с полной. Отдал с поклоном.

– Какие люди. Ну какие люди! – восторгалась Инесса. – И вкусно, и не жалко. О как надо жить! И ведь все свежайшее, видно, что ничем не разбавляют.

– Друзья, после ужина монахи приготовили вам баню.

– Вместе будем мыться, что ли? – прокричала Инесса.

– Размечталась, – тихо проговорил Матвей, но все услышали.

Инесса нисколько не смутилась:

– А что? Помечтать-то поди можно.

– Баня раздельная, – подытожила Яна. – А после я вас приглашаю прогуляться. Здесь есть совершенно уникальное кладбище. Историческое. Я, когда здесь бываю, обязательно туда иду. Это неповторимая прогулка.

– Ночью по кладбищу? Да уж.

– Это все по желанию. Буду вас ждать у входа в монастырь в девять вечера. Кому интересно, пошли. Расскажу, что знаю.

Японская баня

– Ты только посмотри, пока мы ужинали, японцы приготовили нам постель.

Матрасы, застеленные крахмальным белым бельем, тяжелое теплое одеяло и подушки, видимо, набитые рисом.

– Ну что? Баня?

– Почему бы и нет?

У них не было семейной традиции походов в баню. Лиза в студенчестве ходила в «Сандуны» с подружками, и как-то это не произвело на нее впечатления. Если хотелось горячего тепла, к их услугам была парилка в фитнес-клубе. Семейный абонемент Лиза покупала в обязательном порядке. Ходили, правда, не так чтобы постоянно, но уж если получалось, то по полной программе. Тренажерный зал, бассейн, сауна.

– Ты знаешь, я на всю жизнь запомнил поход в баню с бабушкой. У нее в Токме домик свой был. Так что, как правило, пару летних месяцев я проводил там. Мне, наверное, было года четыре. Понятное дело, она повела меня в женский зал. Потом матери рассказывала, когда она на выходные приезжала.

– Малец встал как вкопанный. Прямо неприлично. Вылупил зенки и рот раскрыл. Пока Клавка на него не пикнула: «Чего пялишься? Столько сисек никогда не видел? Ничего, какие твои годы». И он как завизжит. Как порося недорезанный. Насилу успокоила. А бабы в хохот. Мол, нестойкий Вадька ваш, ох, будут им молодухи крутить.

Сколько лет прошло, а Вадим прекрасно помнил и тот поход, и тот свой ужас. Нет, конкретно ту Клавку не помнил, конечно. Это уже из афоризмов, вошедших в семейную хронику. «Вадюшу в детстве Клавка испугала». Но он прекрасно помнил, как испугался бесконечно некрасивых женских тел. Просто безобразно некрасивых. Груди до пояса, живот до колена, жидкие волосенки. И тоже обязательно длинные, седые. В платьях же этого не видно. Грудь колесом, живот затянут в грацию, волосы заколоты в красивую ракушку. Это потом он уже понял и про грацию, и про шпильки, а тогда просто был шок. Откуда взялись все эти кикиморы? И где же нормальные женщины? Куда они подевались? И он ужасно испугался, что они его сейчас отберут у бабушки и ему придется всегда теперь жить среди них. То, что бабушка была тоже голой, он не видел, как-то ему было все равно. И потом, что взять с бабушки? Она же старенькая. А остальные? Почему они такие?

– Что, и на кладбище пойдем?

– А чего же не пойти? Лиза, раз приехали, везде пойдем. Ну ты посмотри, какие гостеприимные, эти монахи. И постель, и халаты, еще и курточки.

Они быстро переоделись в юкита, любовно разложенные на матрасах, подпоясались красивыми хлопковыми поясами-оби, сверху надели курточки в виде коротких кимоно из тканей поплотнее и отправились в разные стороны, каждый в свою баню.

Редкий момент, когда ты понимаешь, что тебе очень хорошо. Комфортно от того, что все настоящее. И ты настоящий. Какой есть. Без прикрас. Все голые. И все равны.

Руководила всем, понятное дело, Инесса. Из-за пара Лиза сначала плохо ориентировалась. Достаточно большое помещение было выложено кафелем красивого темно-серого оттенка. У большого окна – купель, вдоль стен – низкие скамеечки, на них тазики, рядом – краники с водой.