Дронго прошел к телевизору, взял лежавшую под ним на столикепрограмму телепередач на текущую неделю. Посмотрел и протянул газету Романенко.

— Взгляните, что показывали по телевизору в полночь,когда примерно был убит Попов, по пятому каналу в это время на канале«Культура» передавали концерт Перельмана. Вряд ли он мог заинтересовать Поповаили убийцу. Но не в этом дело. Попов наверняка смотрел другой канал, когдапонял, что убийца пришел с конкретным заданием. Обратите внимание, в программеподчеркнуты некоторые передачи. В основном спортивные, футбол, а также фильмы.Судя по кругу его интересов, концерт он точно не смотрел.

Итак, догадавшись, зачем пришел убийца, Попов бросился вспальню за пистолетом. Убийца последовал за ним и из коридора послал пулю, убивПопова. Потом вернулся в эту комнату и включил пятую программу. Не потому, чтотак любил культуру. А потому, что знал, что пятый канал в ночное времяпоказывает программы «Телеэкспо» и телевизор будет работать как минимум додвух-трех часов ночи, создавая иллюзию спокойствия. Очевидно, на большее убийцане рассчитывал. Из этого можно сделать два вывода. Во-первых, он был уверен,что здесь появимся мы, поскольку знал уже про наш трюк с Бергманом. Во-вторых,он человек достаточно образованный, знающий про «Телеэкспо».

Но про наш трюк узнал не убийца, а тот самый главный, которыйспланировал всю операцию. Убийца не простой уголовник, недаром, застреливПопова, он переключил телевизор на канал «Культура», который работает позжеостальных в будние дни. Вот, собственно, и все.

Романенко переводил взгляд с программы передач на Дронго,думая о том, что эксперт и в самом деле удивительный человек.

— Расскажи кто-нибудь нечто подобное, я бы неповерил, — признался он. — Надо передать пульт нашим экспертам. Япопрошу проверить именно пятую кнопку. Черт побери, Дронго, это феноменально. Вамне говорили, что у вас компьютерное мышление?

— Боюсь, компьютер не уловил бы связи между работающимтелевизором и несчастной жертвой, — пошутил Дронго.

Галина поднялась со стула, посмотрела Дронго в глаза,спросила:

— Откуда ты такой взялся? — и выскочила изкомнаты.

— Пусть кто-нибудь из офицеров последит за ней, —попросил Дронго. Романенко кивнул и вышел. Когда он вернулся, Дронго собиралсязвонить по мобильному.

— Боюсь беспокоить Зиновия Михайловича, —признался Дронго, — он убить меня готов. Наверняка опять его разбужу.

— Мы проверим через информационный центр ФСБ, —сказал Романенко. — Знаете, у меня просто слов нет!

— Обычная наблюдательность. Если бы бывшие офицерынаших спецслужб любили классическую музыку, может, не произошел бы весь этотразвал, — заметил Дронго. — Жаль, что мы потеряли и Труфилова, иПопова. Поэтому все мои рассуждения — это лишь мысли вдогонку. На самом деле унас сегодня крайне неудачный день.

— Они убрали всех свидетелей, — вздохнулРоманенко, — всех, кто мог помочь следствию.

— Попов заплатил собственной жизнью за жизньТруфилова, — напомнил Дронго. — Я почти уверен, что в Попова стрелялубийца Труфилова. Может, это и есть высшая справедливость?

Романенко велел Савину отвезти всех по домам. Дронго опятьсел рядом с Галиной и не мог не заметить охватившей ее апатии. Она сбезучастным видом смотрела в окно и, казалось, не видела ни начавшегося дождя,ни капель воды на стеклах, ни изредка мелькавших на дороге автомобилей. Дронголегонько коснулся ее руки.

— Как ты себя чувствуешь?

Она вздрогнула, посмотрела на него.

— Уже лучше, — сказала, горько улыбнувшись, —спасибо. И за пощечину тоже спасибо. Хотя щека болит до сих пор.

— Тебе нельзя сегодня оставаться одной, —решительно заявил он.

— Только не говори, что хочешь пригласить меня ксебе, — усмехнулась она.

— Хочу, — сказал он. — Тем более что этосамое безопасное место в городе. Возле дома дежурят сотрудники ФСБ, а вквартиру без разрешения хозяина трудно проникнуть.

— Значит, приглашаешь меня? — Она произнесла это свызовом.

— Приглашаю, — он кивнул, чувствуя, что она всянапряглась, — но учти, в данный момент у меня в доме две женщины.

Она посмотрела ему в глаза, решив, что он над нейиздевается.

— Какие женщины? Твои знакомые?

— Скорее твои. Это мать и дочь Эдгара Вейдеманиса. Тыих знаешь. Бабушка и внучка. Им нельзя ночевать в своем доме. Опасно. Пришлосьвзять их к себе. Они приехали из Витебска. Завтра операция. Но ты не беспокойся.У меня четыре комнаты. Будешь спать или в гостиной на диване, или уступлю тебесвое место в библиотеке.

— У тебя прямо-таки приют для обездоленныхженщин, — сказала она с явным облегчением. — Видимо, тебе нравитсяроль утешителя?

— Дело не в этом. На месте Вейдеманиса мог оказатьсякто угодно. Даже я сам. Сколько осталось людей с изломанной судьбой в декабредевяносто первого, когда страну растерзали на части? Огромную страну,составляющую одну шестую часть суши?

— И ты всем хочешь помочь? Всем-всем? — спросилаона.

В ее тоне он уловил легкую иронию.

— Не всем, всем помочь невозможно. Кто мне поможет? Иеще тысячам таких, как я? В своей родной стране я превратился в подозрительногосубъекта, раньше работавшего на Центр, сотрудничавшего с международнымиорганизациями через Москву. В Москве я оказался никому не нужным чужестранцем.Если бы не мои весьма ограниченные способности, о которых вспоминают вкритических ситуациях, я умирал бы сейчас с голоду где-нибудь в снятой квартиреили вынужден был вернуться домой, чтобы охранять там какого-нибудь нувориша.Такого я просто не пережил бы и умер от разрыва сердца.

— С твоими способностями любая спецслужба мира возьметтебя на работу, — сказала Галина.

— В любую я не пойду, — заметил Дронго. —Настоящий офицер и порядочный человек может присягать только раз: своей странеи знамени, за которое готов жизнь отдать. Если страны больше не существует, азнамя повержено, надо либо застрелиться, либо бороться. Присягать вторично,другому знамени и другой стране — безнравственно.

Савин, слышавший их разговор, обернулся к Дронго:

— Значит, все мы люди непорядочные. Я ведь работал впрокуратуре Союза.

— Ты работаешь там, где работал, — сказалДронго, — тебя не заставляли присягать другому знамени и другой стране. Нетвоя вина, что ты оказался в такой ситуации. Ты занимался расследованиемпреступлений и продолжаешь свою работу. К тому же никто не принуждал тебяменять свои принципы.

— А почему бы вам не устроиться к нам на работу?

— Во-первых, это было бы не-просто. Во-вторых, я сам незахочу. И в-третьих, я был убежденным противником распада нашей страны, которыйпринес людям немыслимые бедствия. Порожденное этим распадом зло до сих порневозможно искоренить. И еще неизвестно, восторжествует ли когда-нибудь добро.Знаешь, я ведь был тяжело ранен в восемьдесят восьмом и несколько месяцевпровел на больничной койке. Тогда мне казалось, что я делаю нужное иблагородное дело. Нам удалось предотвратить покушение на жизнь трехпрезидентов.