изменения, которые Фридрих явно не мог предвидеть. Будучи осторожным, а в последнее время — пассивным наблюдателем унижения Австрии, он увидел, что она начала приходить в себя. Один противник австрийцев — французы и баварцы — находился в Праге, другой — Фридрих — у Брюнна. Вене угрожали и с севера, и с северо-востока, к тому же франко-баварские войска были неподалеку, двигаясь по долине Дуная. Потом с необычайной скоростью империя собрала и переоснастила армию, в значительной степени усилив ее войсками из восточных государств, Венгрии и Хорватии. В январе 1742 года началось австрийское контрнаступление. Две армии двигались на запад от Вены и 17 января разбили баварцев под Шардингом.

Через два дня Фридрих отправился в Дрезден, столицу Саксонии, на совещание с союзниками. Всего несколько недель назад король Пруссии страховался от возможных потерь и пытался предотвратить полный крах Австрии. Теперь же роли переменились. Прежде он со смешанными чувствами наблюдал за приближавшейся победой Франции и Баварии, а теперь являлся свидетелем триумфального подъема Австрии. И это тоже, конечно, было совсем не то, чего бы ему хотелось. Фридрих вновь оказывался впутанным в действия коалиции, находившейся в совершенно бесперспективной военной ситуации. Общепризнанное присоединение Силезии опять могло быть поставлено под вопрос.

Франко-баварский военный успех был невыгоден Фридриху, однако он полагал, что все уладит, находясь среди победителей, и получит во владение территории, на которые рассчитывал. Посредством маневров и передвижений, предпринятых в декабре, его армия довольно прочно закрепилась в Моравии. Теперь же — из-за того что союзники, по его мнению, провалили кампанию, — его успехи сводились на нет. Фридрих не доверял саксонцам. Он открыто заявлял, что очень невысокого мнения о новом французском командующем, заменившим Бель-Иля, — маршале де Брольи, у которого Бель-Иль оказался в подчинении. Брольи был губернатором Страсбурга, когда Фридрих перед войной посетил его инкогнито, считалось, что этот инцидент оставил в душе у Фридриха неприятный осадок.

Фридрих принял решение выдвинуться из Оломоуца в юго-западном направлении в глубь Моравии, и, если окажется возможным, завладеть Брюнном. Он покинул союзную конференцию в Дрездене с большими полномочиями: на ней было решено, что крупный саксонский контингент и французские части, еще находящиеся в Богемии, переходят под его командование. И он отправился через Прагу к расквартированным в Моравии войскам. Фридрих не скрывал желания, чтобы пруссаки воздержались от участия в зимней кампании. Он устроил двор и штаб-квартиру в Оломоуце. «Дьявол, который меня кружит, теперь занес меня в Оломоуц, — написал он Вольтеру 3 февраля, — недобросовестность и двуличность, к сожалению, являются главной чертой большинства людей, стоящих во главе государств!» Кое для кого подобные сантименты просто демонстрируют безграничное лицемерие Фридриха, однако трудно поверить, что в письме к человеку, чьим интеллектом он в высшей степени восхищался, король Пруссии позволил бы себе тривиальную и бессмысленную ложь. Сам он не считал себя обманщиком.

Встреча в Дрездене, кроме обычных уверений в непоколебимой дружбе, практически ничего не принесла; через пять дней австрийцы восстановили контроль над Линцем. Великое контрнаступление продолжало развиваться. В Линце на милость победителей сдались 10 000 французов. Фридрих усиливал свои позиции в Моравии в то время, как далеко на западе австрийцы ворвались в Баварию и 12 февраля вошли в Мюнхен. В этот день на курфюрста Баварии, чья столица оказалась в руках неприятеля, во Франкфурте возложили императорскую корону.

Совершенно естественно, что главной заботой Фридриха были безопасность армии в Моравии, оборона Силезии и коммуникации с Пруссией. Сейчас он уже ощущал, что альянс Франция — Бавария, Саксония — Пруссия для него почти бесполезен, и частенько сожалел о необходимости в нем оставаться. Король все больше склонялся к миру, и его письма, особенно к Флери, полны размышлений об этом. Фридрих был уверен, что Пруссия нуждается в мире. Когда 1 февраля Хиндфорд объявил ему, что у него есть новые и полезные предложения в этом направлении, Фридрих не стал отметать их, а просто попросил немного подождать: он вдали от Берлина и не знает нынешние намерения Марии Терезии. Вскоре к нему попало ее письмо, написанное в Генеральные Штаты Голландии. Она перечисляла в нем беды и жалобы на врагов. Гнев Марии Терезии был направлен на собрание выборщиков, провозгласившее императором курфюрста Баварии и сорвавшее ее планы утвердить на троне империи Франца Лотарингского. Не меньшее внимание она уделила и поведению короля Пруссии. Фридрих изложил соображения по этому поводу своему посланнику в Гааге. Он назвал обвинения Марии Терезии в свой адрес неверными, обидными и расплывчатыми. Например, ему приписывалось, что он дважды соглашался на мир и дважды нарушал соглашение. Если это так, писал король, то почему не предъявить такое соглашение? Это что-то повое в международных делах — прекращать военные действия без документов и без формальных процедур! Цель писем Марии Терезии просто в том, чтобы настроить против него союзников.

Конечно, Фридрих лицемерил. Да, он ничего не подписывал в Кляйн-Шнеллендорфе, его письма с выражением уважения не более чем дань вежливости, обычная в дипломатической практике даже между официальными противниками. Правда и то, что серьезные соглашения о мире должны оформляться официальным подписным документом, а не простым временным протоколом, предложенным одной из сторон и одобренным другими кивком головы. Как бы там ни было, договора о мире нет, война продолжается, и Фридрих по-прежнему, хоть и без большой охоты, выполняет в ней свою роль. Пока временные договоренности между командующими представляли интерес для обеих сторон, он их выполнял. Это уже в прошлом. Фридрих понимал, что одной из преград на пути к миру, как, впрочем, и на пути к искреннему взаимодействию внутри альянса, противостоящего Австрии, было повсеместное — в Вене, в Дрездене, в Мюнхене и в Париже — недоверие к королю Пруссии как партнеру. А Фридрих хотел мира.

Тем временем он был вынужден изображать участие в войне, чтобы не вызывать подозрения союзников по поводу его нежелания воевать. В феврале король написал Бель-Илю, который теперь был на вторых ролях, но Фридрих ему доверял, что потребуются некоторые маневры французских сил для оказания помощи его войскам; направил также послание и недавно коронованному императору, изложив в письме планы весенней кампании но изгнанию австрийцев из районов Верхнего Дуная. Видимо, он слабо верил в эти планы, предусматривавшие привлечение крупных французских сил, а писать императору, изгнанному из собственной столицы, было не более чем формальностью. Возможно, что это был как раз тот момент, когда форма значила многое, — Фридрих показывал себя безупречным союзником и преданным империи монархом. Более конкретное и практическое значение имела его попытка скоординировать передвижение и подготовку